— Яромила, а Лютовер в хате?
Уже хлопотавшая подле очага хозяйка оглянулась и помотала головой. Староста в который раз подивился густым золотистым локонам, что обычно таились от чужих очей под намиткой, дивному лику, гибкому стану. А какая грация! Во всех окрестных деревнях — да что там в деревнях! — поди, среди рогачевских пригожунь, а то и среди волынянок такой грации вовек не сыскать. Меж тем Яромила, как радушная хозяйка, уже черпала из горшка остывшую вечерю и щедро лила в миску. Ну и даром, что снедь холодная, — не дело ночью печь топить. Ну, а уж стряпуха она знатная. Все бабы в округе от злости зубами скребут, а сами и близко вровень с ней не станут.
— А как же я тут очутился? — вдруг спохватился староста. — Неужто ты меня одна до хаты тащила?
Яромила кивнула. Череда только диву дался. Надо же, и как только у такой тоненькой женщины силенок хватило его, борова, в избу затянуть да на лавку закинуть? Меж тем хозяйка присела с миской к нему на лавку. Как и ожидал староста: от снеди дивно пахло. Он едва удержался, чтоб не напугать жену Лютовера и не накинуться на еду, словно волк на зайца посреди лютой зимы. Хозяйка набрала немного в ложку и протянула гостю.
— Что ты, — воспротивился староста, — я же не дитятко, сам поесть смогу.
Однако только лишь теперича он заприметил, что его правая рука ниже локтя оказалась недвижима. Кисть была перетянута чистыми тряпицами.
— Что это? — спросил он, но тут же вспомнил, как его ладонь разом с тесаком исчезла в клыкастой пасти. — А нож где?
Яромила указала на стол. Там лежал тот самый тесак, с которым староста от волколака оборонялся. А голова отчего болит? Видать, ударился, когда в обморок бухнулся. Надо же. Не раз в потасовках довелось поучаствовать, буянов разнимать. Пару раз калечен был, но вот чувств, точно баба на сносях, терять не доводилось. Вот это весть… Череда заалел. И заалел еще больше, когда, не сумев толком покормиться левой рукой, дозволил-таки позаботиться о себе Яромиле. Хотя в том оказалось немало приятного — женка его давно померла. А боле бабой он так и не обзавелся. Ну, захаживал порой к постояличихе. Но туда особливо не набегаешься. Добре, ежели раз на седмице к себе пустит. Ну, а коли чаще жаловать, так жениться надобно. А делать этого в другой раз староста намерен не был. Ему нытья да капризов Услады и так по уши хватало.
— А Лютовер скоро вернется?
Яромила пожала плечами. Так и мыслил староста, что жена охотника не много от него ласки ведает. Угрюмый, нелюдимый, он, поди, лишний раз и не приголубит. Вот дурак-то! Да такую бабу на руках носить надобно. Где ж это видано, чтоб и краса, и хозяйка, да характером смирная? И к людям добра. Даром, что немая, — это женщину только красит. Как есть дурак! Медведь, одним словом. И как это от одного мужика да бабы такие разные дети народились? Вон Щекарь — и в речи приятен, и ликом светел. А этот… Ну, разве что каждый в своем ремесле справен. Да только ведь у Лютовера не так давно все на лад пошло.
