Возбужденный, с взъерошенной рыже-красной бородой, посверливая гостя проницательными бирюзовыми глазами, суетился дядя Петя, охотно поддакивал мудрым речам начальника:
— Верно. Сорок грехов снимется. Золотые ваши речи. Гольды — чурка, как есть чурка осиновая. У них и души нет. Так, трава в поле. Их, поди, каторжники беглоссыльные бьют, больше некому!
Урядник отдыхал после тяжких должностных обязанностей в светлом, пятикомнатном доме с мягкой мебелью в белых просторных чехлах. «Богато живет мужичок с ноготок, богато!»
Дядя Петя, как он говорил, «млел» перед изделиями китайских и японских народных умельцев — всевозможными безделушками из фарфора, литыми из бронзы, серебра, резными из разных пород дерева. С каждым годом увеличивал он коллекцию антикварных изделий, редких по красоте и мастерству отделки.
— Уникумы! — неохотно тянул дядя Петя и вкладывал в уже протянутую пухлую, как у архиерея, руку урядника серебряного орла с золотой короной на голове, изукрашенной драгоценными камнями, и крохотного дракона всех цветов радуги. — Каждое перышко выделано, а глаза — как живые: сейчас рванет, ударит клювом! И не верится, что такое могли свершить человеческие руки. Преподношу вашей дочери-красавице. И не вздумайте отказываться, — знаю, знаю вкус вашей дочурки, они ей понравятся. Как горделив, как величав, — вольная поднебесная птица!
Уникумы затаились в левом кармане мундира, угрелись около великодушного сердца отца, безотказно готового угодить любимому детищу.
— Спасибо, друг Петруша! Ай опять в поездке был?
— По делам пришлось смахать на ту сторону, — скромно подтвердил дядя Петя. — Мельничку думаю поставить: окрестным мужикам некуда с зерном податься, везут за десятки верст на помол. Поставлю здесь — в одну осень оправдаю расходы, округлю все…
Урядник отлично знает, что этот жох все округлит, но недоверчиво размышляет: «А какая нелегкая его носит на ту сторону?»
Дядя Петя частенько в отлучке: то в Японию махнет, то на Сахалин или на Камчатку. О Китае и говорить нечего: граница — рукой подать, ушел ночью — вернулся на рассвете.
Шел упорный слушок, что вся контрабандная сеть в районе была в руках дяди Пети и его дружка, на котором тоже пробы негде было ставить, — владельца лавки в Темной речке, китайца А-фу.
Поговаривали, что порой китайцы-спиртоносы отсиживались в гулких подвалах дяди Петиного дома-крепости, разгружались там от тонких шелковых чулок, охотно расхватываемых хабаровскими чиновными дамами, от намотанных на голое тело рулонов чесучи, от широких нательных корсетов со вшитыми в них карманами: в них прятались темно-коричневые маслянистые слитки дурманного опия, который поступал затем в тайные опиекурильни Хабаровска, гнездившиеся в злачных местах — трущобах Плюснинки и Чердымовки, где ютился приезжий нищий люд.
