Управляющий побелел. Яницын опомнился, выпустил его из железных рук.
Федотова вернули в мастерские, устроили сторожем, и как будто все вошло в колею. Но недавно Николая Васильевича вызвали в контору. Там поджидал его, развалившись на стуле, пристав. Он «по-отечески» посоветовал Яницыну убираться из Владивостока «ко всем чертям».
— Опрошенные нами рабочие в один голос называют вас смутьяном и заводилой. К бунтам подстрекаете? Забыли, чем это пахнет? Галстуки еще в моде. Большевик, наверно?
— Не большевик, — ответил Николай Васильевич, — не удостоен… пока… И никуда уезжать не собираюсь…
— Уедешь, уедешь как миленький! — наливаясь чугунной кровью, взревел, как кабан-подранок, тучный пристав. — Здесь тебе, господин подстрекатель, не жить!.. В ножки кланяйся господину управляющему: просил убрать без насилия и огласки вон с его глаз, а то бы… ты у нас засвистел как миленький. Не сгинешь в тартарары вскорости — такое дело состряпаем, что и парней своих за собой в тюрьму потянешь!..
А сегодня последовал вызов в жандармское управление. Отеческих советов уже не было: «Убирайтесь подобру-поздорову! Две недели сроку! Еще благодарите господина управляющего — просил без экстренных мер: дети, мол…»
Марья Ивановна уже не ахала. Не плакала. Произвол? Произвол! Но беззащитен, бесправен трудящийся человек перед страшной казенной законностью; у жандармов и полицейских закон что дышло, куда повернул, туда и вышло. Так подстроят, такую «возмутительную» литературу подкинут, что и сыны будут захвачены в их злопыхательские сети. И так поступок по нынешним временам крамольный, — подумать только, самого господина управляющего — за грудки! Тюрьмы переполнены. Жива память о беспощадных столыпинских расправах над заключенными «политиками», о виселицах во дворах тюрем.
Марья Ивановна торопилась, собирала вещи, распродавала лишнее. Еще, слава богу, случилось это ранней, холодной весной, и детям оставалось немного доучиться в классах.
— Уезжай, уезжай, отец! Приглядишь тем временем квартиру. Кончат ребята — сразу к тебе. Судьбу не надо испытывать. И не говори никому в городе, куда мы едем: надо заметать следы. А то и там нащупают!
Хабаровск — город богатый, чиновный, работа найдется, и ребята будут учиться. В Хабаровск! В Хабаровск!
Весенним, звенящим от солнца и зелени днем приехала семья к отцу. Он уже «обживал» домик на Корфовской улице.
И сразу все пленило молодых Яницыных. Солнечный Хабаровск. Амур, Амур! И рядом подруга Амура — Уссури! Первым долгом, побросав на пол вещи, молодые Яницыны сбегали полюбоваться Амуром и Уссури.
