Короче говоря, тогда-то я и узнала, что Ош, или, как его называли внизу, Ошекиэль, сбежал из ада намного раньше Рейеса. Мало того, он единственный даэва, которому удалось оттуда смыться. Поначалу Рейес не доверял ему так, как я, но со временем научился полагаться на Оша. Ради Пип. Потому что демон, казалось, в глубине души на самом деле печется о нашей еще не родившейся дочери.
Однажды Рейес рассказал мне, что между Ошем в аду и Ошем на земле есть одна существенная разница. В человеческом воплощении не видно его шрамов. И от этого у меня за даэву болело сердце.
Правда, не сегодня.
Смерив меня взглядом с ног до головы, Ош по-волчьи ухмыльнулся.
- Я слышал. Но мне вроде как становится одиноко. Вот я и решил, что компания не помешает.
Прекратив разыгрывать из себя воплощение чистоты и невинности, я опустила руку и закатила глаза:
- Я тебя умоляю! Можно подумать, тебе вот это по зубам. – А потом ткнула пальцем за плечо: - Выметайся. Мне нужно закончить с приготовлениями.
- А мне нужно побриться, - тут же отозвался Ош.
- Побриться ты можешь и в комнате.
- Моя комната размером с чулан для швабр.
- Моя тоже. Тебя никто не просил сюда переезжать. Мог бы остаться в своем роскошном доме.
На самом деле мы и правда тайно поселили его в чулане, но нельзя обижаться на то, чего не знаешь.
- Чтобы вы без меня отгоняли адских псов? Ни за что! Но место тут действительно стремное, - добавил он и помотал головой.
Капли с черных волос попали мне на лицо. Я поджала губы, как будто Ошу будет до этого хоть какое-то дело.
- Согласна. Хорошо, что я не родилась в девятнадцатом веке и не стала монахиней.
Снова во всю мощь засияла фирменная ухмылка.
- Что-то мне подсказывает, что, даже родись ты в девятнадцатом веке, монахиней бы не стала.
Ош прав. Наконец прогнав его, я повернулась к зеркалу, чтобы освежить макияж, но, когда рассеялся пар, увидела нечто неожиданное. На стене у меня за спиной были нацарапаны имена.
Как будто прямо отсюда можно было заглянуть на чердак, я уставилась в потолок и, топнув босой ногой, сердито крикнула:
- Рокет!
И он тут же появился. Рокет умер в пятидесятых и был крупным высоким добряком. Глядя на него, я вспоминала огромного плюшевого медведя, с которым играла в детстве.
- Ты что творишь? Говорила же, что имена можно писать только на чердаке!
Мы с Рейесом обшили чердак несколькими слоями гипсокартона, чтобы Рокет не портил родные стены монастыря.
- Но, мисс Шарлотта, там место закончилось.
