Эллин взглянула на часы. Половина седьмого. Джинкс обычно пила чай в это время, но она сказала, что очень голодна, поэтому Эллин приготовила бекон с яйцами, и они поели вместе. Было как-то странно и пусто без тети Сью. Теперь здесь не было никого, кто мог бы остаться с Джинкс. Эллин не видела выхода. Последней каплей, переполнившей чашу терпения, было то, что сразу после купания Джинкс и укладывания ее в постель раздался звонок в дверь. Эллин открыла и столкнулась лицом к лицу с отцом Сюзанны Хаггерти. Ее сердце готово было выскочить, она почувствовала, что больше уже не выдержит. Но тем не менее вежливо произнесла:
— Вы войдете, мистер Хаггерти?
Он шагнул в комнату и остановился.
— Этот ваш ребенок, — начал он угрожающим тоном. — Если вы не сделаете что-нибудь с ней, тогда сделаю я! Она сегодня опять избила Сюзанну. Я видел классного руководителя сегодня утром, поэтому я говорю вам, мисс Марсленд, — я сделаю с ней что-нибудь сам. Она заслуживает хорошей взбучки, и если бы у нее был отец, она бы, вероятно, получила ее, но вы, очевидно, позволяете ей делать все, что заблагорассудится. Вы совершенно не следите за ней, и я вам вот что скажу: она станет маленькой преступницей прежде, чем вырастет.
— Преступницей? Как вы смеете говорить подобные вещи?
Эллин почувствовала, что теряет терпение из-за ударения, которое мужчина сделал на слове «мисс». Тем не менее она сдержалась и извинилась за все, обещая, что проследит за тем, чтобы этого больше не случилось.
— И как вы думаете предотвратить нападение этого маленького отродья на мою дочь? — желал знать мужчина.
— Я серьезно поговорю с Джинкс…
— Поговорите! — вспыхнул мистер Хаггерти, краснея. — Слова действуют до определенной степени. — Он ткнул указательным пальцем в лицо Эллин. — Я сам буду действовать, если это случится снова, запомните!
Он повернулся и шагнул за порог, хлопнув калиткой, как только достиг конца тропинки, ведущей к тротуару.
Измученная и настолько несчастная, что не смогла сдержать слез, Эллин тихо закрыла дверь и, повернувшись, пошла наверх к Джинкс. Ребенок не спал, и, включив свет, Эллин встала за дверью, наблюдая, как Джинкс села в кроватке, щурясь от света. Эллин увидела веснушки, маленький вздернутый носик… и трогательную улыбку, которая неожиданно появилась на детских губах. Эллин вздохнула. Она любила эту маленькую драчунью, находя красоту в чертах, которые, как утверждала ее тетя, не были хоть сколько-нибудь привлекательными — кроме глаз, конечно, которые были большими и выразительными.
