— Ну вы же сами видите, сэр, — дерево.
— При чем же тут дерево? — Филипп удивленно посмотрел вокруг: взгляд его упал на буковую рощицу, венчающую холм. Он недоверчиво посмотрел на кающуюся грешницу и на некоторое время лишился дара речи. Маргарэт воспользовалась возможностью перехватить инициативу и с обезоруживающей искренностью пояснила:
— Я вас высматривала, сэр, а сверху видно лучше. Но ветка обломилась, и я полетела вниз… — Голос ее задрожал и стих.
Филипп расхохотался было, но, заметив, что Трейнор тоже давится от смеха, резко оборвал себя. «Когда узнает мать, будет не до смеха», — подумал он и, в надежде предотвратить такие инциденты в будущем, попытался придать своему голосу максимальную строгость:
— Так ты что, хочешь сказать, что забралась на самую верхушку? Девочка, да как тебе это только в голову могло прийти? В Англии девушки не лазают по деревьям, да и в Бургундии>{31}, полагаю, тоже. Что сказал бы, узнай он, милорд твой отец, ведь ты уже большая, тебе одиннадцать лет. — Да, для выступления — и он хорошо это понимал — ему явно не хватало красноречия госпожи Алисы. Но что бы ни собирался добавить он к сказанному, слова застревали в горле, когда он увидел, что девочка тихо, как ни старалась скрыть это, — заплакала.
— Мэг, ну зачем же так, не надо…
Она отвернулась, неумело притворяясь, будто внимательно рассматривает первые, едва набухшие почки на кустах шиповника, что рос по обе стороны дороги. Филипп подумал о том, как долго ждала она его на своем неудобном наблюдательном пункте. Он припомнил, как радостно она кинулась ему навстречу, но ощущалась в ней какая-то подавленность — явное свидетельство очередной тяжелой стычки с госпожой Алисой. Мысленно отругав себя, называя бесчувственным негодяем, Филипп кинул вожжи Трейнору и, обняв за плечи содрогавшееся худенькое тело, усадил девочку рядом с собой на поваленное дерево.
Когда Одли, живший по соседству, попросил приютить в Уиллоуфорде дочь своего бежавшего из страны родственника, Филипп думал, что для него лично это не слишком обременительно: ведь не ему, а матери придется штопать дырки на штанишках десятилетней девочки. А если лорду Одли, который так быстро растет сейчас при дворе Эдуарда, удобнее, чтобы даже такие крохотные приверженцы Ланкастеров искали приют где угодно, но только не у него дома, то как не оказать маленькую услугу, ведь он столько сделал для него в Лондоне. Но ни он, ни его мать не знали, какова Маргарэт Деверю. Если другие девочки ее возраста постепенно становились женщинами, усваивали женские повадки и манеры, учились разговаривать по-женски, то она все свои годы провела в двух комнатках в Брюгге
