Ольга вежливо обращается к женщине с туманными глазами:
– Если не ошибаюсь, сударыня, ваш телефон сорок – сорок пять?
Просторные бедра вздергивают юбку и отходят.
– Боже, какая наивность! Она вообразила, что я ревную.
Мы продвигаемся в круглую гостиную.
На эстраде мягкокостные юноши и девушки изображают танец машин. Если бы этот танец танцевали наши заводы, он был бы очарователен. Интересно знать, сколько еще времени мы принуждены будем видеть его только на эстрадах ночных кабачков?
Конферансье, стянутый старомодным фраком и воротничком непомерной высоты, делающим шею похожей на стебель лилии, блистал лаком, крахмалом, остроумием и круглым стеклом в глазу.
Конферансье – один из самых находчивых и остроумных людей в Москве. Он дал слово устроителям грандиозного семидневного празднества и лотереи-аллегри «в пользу голодающих», что ни один нэпман, сидящий в круглой гостиной, не встанет из-за стола раньше, чем опустеет его бумажник. Он обещал их заставить жрать до тошноты и смеяться до коликов, так как смех, по замечанию римлян, помогает пищеварению.
Мы с большим трудом раздобываем столик. Илья Петрович заказывает шампанское хорошей французской марки.
Из соседнего зала доносится серебристая ария Надира. Поет Собинов.
Русские актеры всегда отличались чувствительным сердцем. Всю революцию они щедро отдавали свои свободные понедельники, предназначенные для спокойного помытья в бане, благотворительным целям.
35
В Словенке Пугачевского уезда крестьянка Голодкина разделила труп умершей дочери поровну между живыми детьми. Кисти рук умершей похитили сироты Селивановы.
36
Откормленный, жирный самовар мурлычет и щурится. За окном висит снег.
– Это вы, Владимир Васильевич, небось сочинили?
– Что сочинил, Илья Петрович?
– А вот про славян про древних. Неужто ж сии витязи, по моим понятиям, и богатыри подряд геморроем мучились?
– Сплошь. Один к одному. И еще рожей. «Опухоли двоякого рода».
– У кого вычитали?
– У кого надо. А боярыни – что красотки с Трубы. Румян – с палец, белил – с два… Один англичанин так и записал: «Страшные женщины… цвет лица болезненный, темный, кожа от краски морщинистая…»
– Ну вас, Владимир Васильевич.
– Про Рюриковичей же, Илья Петрович, могу доложить, что после испражнений даже листиком зелененьким не пользовались.
Докучаев обеспокоенно захлебал чай.
Илья Петрович имеет один очень немаловатоважный недостаток. Ему по временам кажется, что он болеет нежным чувством к своему отечеству.
