Прежде чем Охеде удалось навсегда покончить с насмешками в свой адрес, два десятка его соперников преждевременно сошли в могилу, и он по опыту знал, что такое число человеческих жизней — слишком высокая цена за то, чтобы заставить себя уважать. Однако он также знал, что современный мир лучше всего понимает язык оружия, и вскоре решил обучить своего подопечного самым отборным боевым приемам и навыкам, из-за которых его считали непревзойденным фехтовальщиком по обе стороны океана.
Поначалу донья Мариана противилась подобному обучению, но как-то вечером, когда они прогуливались по длинному и прекрасному пляжу за воротами имения, Охеде удалось ее убедить.
— Мальчик молчалив и одинок, — заметил он. — Но также упрям и горд. У него возникнут проблемы, как с собственным народом, так и с нами, и можете быть уверены, если мы не научим его драться, то его жизнь превратится в ад.
— Он всего лишь ребенок.
— И находится в подходящем возрасте для учебы. Не буду скромничать — вряд ли он найдет лучшего наставника, — грустно улыбнулся Охеда. — Возможно, очень скоро мне придется покинуть Эспаньолу в поисках своего предназначения, но к тому времени я хотел бы научить его всему, что умею.
— Мне не хотелось бы превращать сына Сьенфуэгоса в обычного головореза и забияку, — раздраженно ответила Ингрид. — Если я и займусь его обучением, то не для того, чтобы сделать бретёром и хулиганом.
— Хотите сказать, что считаете меня головорезом, забиякой, бретёром и хулиганом? — поинтересовался Охеда, притворившись оскорбленным.
— В какой-то степени... — искренне ответила Ингрид Грасс. — Может, образок с Богомотерью, о котором вы так печетесь, и хранит вас в сражениях, но не всегда спасает от злополучной склонности нарываться на потасовку. Не такой судьбы я желаю Гаитике.
— Ни один человек не живет той судьбой, которую предназначают для него другие, — возразил Охеда. — Тем более когда является плодом смешения двух рас, ненавидящих друг друга с первой минуты знакомства. Если вы обучите его латыни и гуманитарным наукам, возможно, когда-нибудь он станет первым священником из аборигенов, но покорным и смиренным священником. Если же, напротив, вы научите его защищаться, он докажет и себе, и другим, что смешение кровей — не такая уж непосильная ноша.
— Если раньше его не убьют.
— Смерть — не худшее из зол.
— Слова солдата. Мне они не подходят, — заявила Ингрид и обвела руками широкую бухту, лежащую перед ними. — И вообще, у меня такое впечатление, что Гаитике не станет ни священником, ни военным. Он будет моряком.
