Ждите ответа [журнальный вариант] | страница 8

Поверили в россказни потерпевших конечно же далеко не все, но отыскались и такие дотошливые, что решили самолично проверить — была или не была на деле эта сногсшибательная небылица?! Впрочем, и самые смельчаки из смельчаков решались проникнуть за полотнище с нарисованным на нем будущим «Русским наследием» только при свете дня — на то, чтобы это проделать темной ночью, как-то духу не хватало.

Но они не обнаружили там ничего мало-мальски занятного: сквозь разбитые, некогда зеркальные стекла огромных, от пола до потолка, окон дом был залит ярким, хоть и морозным солнцем, вольготно гуляли по нему сквозняки, зловеще шурша ободранными «шаляпинскими» обоями, пол был толстым слоем покрыт осыпавшейся с потолка алебастровой лепниной. Из живых же существ им попались на глаза лишь несколько упитанных коротконогих крыс, при их приближении бесстрашно и не торопясь перебегавших из одной комнаты в другую. Один камин был не тронут разрушительным тлением, зиял черной своей пастью; правда, загляни эти охотники за привидениями в него позорче, они, быть может, и удивились бы тому, что среди как бы еще свежей золы на дне его зева лежали куски недогоревших каким-то необъяснимым образом сосновых поленьев. Но заглядывать в камин они не стали, невольно торопясь вон из этого, что ни говори, нехорошего дома.

Тут уж вчерашние страстотерпцы и герои были окончательно подняты на смех, стали притчей во языцех и подверглись, можно сказать, общественному остракизму.

На том, казалось бы, можно было поставить точку и всю эту белиберду выкинуть напрочь из памяти.

Это огромное, с еще не успевшими выцвести и поблекнуть красками и ловко подсиненными, якобы живыми тенями полотнище Грачевский-сын впервые увидел в день своего возвращения в Москву, на похороны отца, по пути из аэропорта в банк, где было выставлено для последнего прощания тело покойного, прежде чем отпеть его не более и не менее как в недостроенном еще храме Христа Спасителя, среди жертвователей на который он числился одним из самых тароватых. Такова была последняя, отдающая, признаемся, дерзновенным тщеславием — как, впрочем, и размеры уже упомянутого полотна, не говоря уж о самом названии банка, — воля усопшего.

Полотно произвело на Иннокентия Павловича просто-таки ошеломляющее впечатление — и не столько своими размерами, сколько тем, какие далеко идущие и честолюбивые надежды отца оно олицетворяло, надежды, которые теперь осуществлять и приумножать надлежало, в память о покойном, ему, его сыну и продолжателю.