– Тебе не следует здесь быть, принцесса, не для ваших это глаз. Нам следует уйти.
Его голос был холоден и безэмоционален. Но я не могла сделать и шагу в противоположную помосту сторону. Эти глаза… полные злобы и ненависти – они смотрели прямо на меня и презирали за собственное существование. Он ненавидел собственную жизнь, отчаялся и сдался. А что еще ему оставалось? Осужденный за воровство маленький мальчик должен понести наказание и народ это прекрасно понимал. Но почему я не могу отделаться от мысли, что все это ложь? Приговор и суд… все это…
– Оллан… но ведь он, он же не мог…или… такое наказание и за воровство…
– Мы не знаем правды, принцесса. Мы должны уйти, – прошептал спутник, крепче ухватив меня за руку, – вы не должны видеть всё это здесь, иначе потом будут проблемы и у вас, и у меня. Его не будут вешать, его наказание – пятнадцать ударов плетью, так что нам лучше…
– Пятнадцать? – от этой цифры перед глазами потемнело. У нас и после пятого удара хребты богатырские ломались, коли палач со всей силы бил, а тут… – Он же не выдержит, это и дураку понятно… после десятого так точно в могилу тело положат…
– Коли жив останется подберет кто, пойдем, принцесса!
– Коли жив? Подберет? Так что же это…
Первый удар, второй удар, третий. Пятый … Хруст.
И тишина.
Зловонная, смердящая тишина.
В памяти возникли картины из прошлого. Моего прошлого. Воспоминания, что я так часто пытаюсь забыть, не дают покоя и по сей день. Ощущение лезвия на собственной руке и чтение приговора эхом отразились в совершенно опустевшей голове… Что человек, что эрр… Мы все одинаковые. И не важно, к какой расе мы принадлежим и как выглядим. Нутро едино. Гнилое, смердящее, но единое.
* * *
– А я предупреждал вас – вновь завел волынку конюх, – нужно было сразу уходить.
– Так чего ж не вытолкал, если надо было?
– Так вы все-таки принцесса, которая невестой принцу приходится. – напомнил Оллан. – Моя задача вас защищать вне дворцовых стен, в то время, как господин Анн – ваш страж внутри обители Правителей. В следующий раз я именно так и сделаю. Вы предупреждены, принцесса.
Я все еще не скинула капюшон, не люблю плакать, голова потом болит, но почему-то не могу остановиться. Спрятав лицо волосами и тканью, я тихо следовала за конюхом. Лицо мальчика никак не выходило из моей головы, чего уж говорить про хруст костей…
– Почему его за воровство казнили?
Немного помолчав, Оллан все же ответил, видимо, решил, что я уже все узнаю, так чего тянуть, если молчание затянулось?
