— Это вы серьезно?.. Суть в конце концов в другом. Больше всего врачей… про себя я уже не говорю… беспокоят перепады настроения у девочки. Сейчас она в восторге, а буквально через минуту — в отчаянии! Лекарства тут не помогут и уже не помогают. Она одинока. Она плачет и повторяет: «Хочу, чтобы у меня был такой брат, как Сережа!..» Он неизбалованный, чистый, оказывает на нее самое благотворное влияние… И на меня тоже. Я хочу усыновить Сережу. Отдайте мне его! Пожа-луйста-аа…
— «Отдайте», — передразнил дедушка. — Чай, не вещь. А живой ведь человек! Моя кровь.
— Но родителей у него нет. Он сирота. Вам — не обижайтесь! — все-таки много лет.
— Много-оо, — согласился дедушка. — Все при мне. Годочки мои такие, что самому не верится. На пятилетку я не загадываю. Куда мои годы денешь?
— Вот видите? Стоит всерьез подумать о будущем Сережи. Я же беру ответственность за его жизнь… За благополучие мальчика.
— А муж? — потерянно спросил дедушка. — Он же ни сном, ни духом ничего не знает…
— Муж доверяет мне буквально во всем. Веревок, правда, я из него не вью… Не вижу необходимости. Но как я скажу, так и будет. Разве это справедливо: ребенок растет без мамы?..
— Вон оно ка-аак, — заколебался дедушка. — Он, чай, не теленок… Сережа-то. Корову продают, уводят в чужую деревню… Она голосом ревет, упирается, не хочет идти. Силом ее уводят. Под стражей. Запрут в хлеву — она неделю ничего не ест. И ждет, ждет, бедная, когда ее выпустят, чтобы бегом прибежать обратно! Чай, Сережа-то не теленок…
— Да кто с вами спорит, Сергей Данилович? Я прошу вас… Умоляю… Если хотите, я заклинаю вас: позвольте мне усыновить Сережу. И я усыновлю его! Вот увидите…
Мальчик похолодел.
Он мгновенно представил, как его силком увозят отсюда — от дедушки и деревни — в город, где камень на камне, где вместо лесного озера — бассейн, в котором от хлорки облезает кожа, где люди один другого напористее. Разве это дело? Здесь он помнит по памяти все ягодные поляны, и грибные высыпки, и народившееся деревце, что ему по колено. Здесь с ним издалека здоровается каждый деревенский житель, как с ровней. А эти чужие люди, что живут у них в доме без году неделя, уже распоряжаются его свободой и жизнью.
Чего же дедушка-то молчит? Молчит и не заступается за родного внука, которого он зовет по-отечески «сынок» и никак больше?
А Лидия Александровна говорила вкрадчиво:
— Я никого не тороплю, не подгоняю.
— Вот это другой коленкор!
— Поживем мы у вас…
