Вятское кружево | страница 26
«Она за мной в огонь и в воду!»
«Только такие жены и нужны, — хвалит государь. — А то другие чуть что — в обморок…»
Приехал Мирон с женой в Кукарку, а родителей в живых не застал. Только две свежие могилки на монастырской горе у церкви Покрова.
Посидел он у них, поплакал. Жена от него не отходит, утешает его.
А жить-то дальше надо!.. Мирон с мужиками по цареву указу сосны рубит, в связки вяжет. А жена его Марта смотрит, как русские-то кружевницы плетут, учится у них и сама их учит. Вишь, голландское-то кружево строже, а наше бойчее, наряднее. Подружек у Марты стало много, и процвело кукарское диво-кружево!..
По зимнику на лошадях Мирон привез обещанное в Петербург. Царь ходил вдоль привозных сосен, обушком по ним стучал и дивился:
«Какое гонкое дерево! Да звон какой! Да долина какая! Пока всю сосну пройдешь — устанешь. Останься, Мирон Иванович, да поставь корабль напоследок. Из родимого-то леса! Разве он тебе чужой?»
Тут плотника и разобрало. Он шапку об пол:
«Сделаю, государь!»
И такой он вытесал корабль — ладный, легкий. Сам просится в море, как борзый конь в поле. А как закачался кораблик на волнах, Петр обнял Мирона и говорит:
«Спасибо, Мирон Иванович! Вот теперь отпускаю тебя навовсе».
Веселый он, царь, а глаза невеселые.
«Накажи жене своей, чтобы послала мне рубаху белую, считайте, без кружев. Смертную рубаху».
«Что так, государь? — опечалился Мирон. — Ты же вон какой здоровый».
А Петр смеется:
«Поживем пока! Жене кланяйся. А рубашечку вы мне все-таки пришлите».
Вернулся Мирон в Кукарку и говорит жене:
«Мартушка, царь тебе кланяется. Рубаху белую просит прислать. Только кружев на ней — чуть-чуть…»
«Зачем чуть-чуть-то, Мирон Иванович?»
Не сказал муж жене зачем.
С подружками выткала она рубаху, ромашки-кружавчики подплела и послала во дворец. Аккурат тут царь заболел. Долго он мучился и был без памяти. А когда в сознание вошел, ему посылку показали. Он сказать успел:
«Вот в этой рубашке меня и похороните».
И молвы у Петра не стало.
Так и положили его в вятской рубахе…»
Внезапно дедушка прекратил рассказ, посмотрел на свет стакан и сказал в сердцах:
— Чай-то нынче больно жидкий: из Кирова Котельнич[2] видать!
— Почему? — удивилась Лидия Александровна. — Чай как чай…
— Да не в чае дело! — взорвался дедушка. — Я тут разговоры разговариваю, а корову кто будет доить? Вон она, сердешная, недоеная мычит… Дождь льет… Куда я плащ-то подевал, а? Никто не видал?
— Зачем так шуметь? — смиренно сказала Лидия Александровна. — Корову я буду доить. Дайте-ка мне плащ…
