3 октября 1957 года палата депутатов избрала меня 86 голосами при 10 против и 22 воздержавшихся правящим бургомистром. На январь был назначен съезд партии, и я наконец-то сменил Франца Нойманна на посту руководителя берлинской СДПГ. В последний раз ни один из нас не хотел ни в чем уступить. Никто в Берлине не утверждал, что речь идет всего лишь о личном соперничестве. Оно тоже имело место, однако никто не возразил, когда в одном из интервью я заявил: «Если вы спрашиваете меня о существенных расхождениях с Францем Нойманном, то я должен сказать: нас разделяет в корне различное понимание того, что является сущностью партии». В своей речи я, предчувствуя выдвижение моей кандидатуры на пост канцлера, разъяснил «своего рода естественное противоречие между тем, что представляет социал-демократия сама по себе, и тем, чем она становится, будучи облеченной властью». Стоит ли удивляться, что берлинцы сполна вознаградили многолетнюю борьбу партии всемерным доверием? На выборах в декабре 1958 года берлинская СДПГ, лидером которой я стал, получила абсолютное большинство голосов: 52,6 процента. Тем не менее я сохранил коалицию с ХДС. Перед этим в Штутгарте мне также удалось войти в правление партии, кстати, одновременно с Гельмутом Шмидтом.
Выборы в Берлине и на этот раз не были обычными выборами, то есть только между партиями или кандидатами. Ибо 10 ноября советский партийный лидер и глава правительства Хрущев предъявил во Дворце спорта в Москве ультиматум: в течение шести месяцев Западный Берлин должен быть превращен в «вольный город», оккупационный статус ликвидирован, а права Советского Союза переданы ГДР. Он заявил, что в случае противодействия будет заключен сепаратный мирный договор с ГДР, и более или менее завуалированно пригрозил применением силы по отношению к городу и коммуникациям, на пользование которыми западные державы имели исконные права. В июне 1949 года все четыре державы согласились восстановить порядок, существовавший до блокады, и улучшить транспортное сообщение с Берлином. Теперь меня все время занимал вопрос, как увязать одно с другим. Не так уж трудно было понять, что формулы о «свободном доступе», изрядно истрепавшейся за месяцы ультиматума, недостаточно. Может, я был и не прав? Поначалу потребовались большие усилия, чтобы отклонить ультиматум и преодолеть кризис вне Берлина в большей степени, чем в нем самом.
Откуда у Хрущева взялась убежденность в том, что берлинцы в массовом порядке побегут из города и он, как гнилой плод, упадет в руки ГДР, я так никогда и не узнал. Но, так или иначе, он заявил через Хальварда Ланге, долгие годы бывшего министром иностранных дел Норвегии, о моей дружбе с которым он, очевидно, знал, что вопрос о Западном Берлине отпадет сам по себе; население сбежит, а экономика развалится. Через несколько лет один высокопоставленный советский работник счел нужным меня предупредить: берлинская проблема решится сама собой — это всего лишь вопрос времени. Впрочем, это никогда не мешало Кремлю использовать бывшую столицу рейха в качестве рычага для защиты своих интересов в других частях света.
