Летние истории | страница 35
— Борька! — упала рядом с Павликом Ляля, попутно проводя по его руке, отчего тот недовольно отодвинулся, — Борька! Я с тобой больше не играю! 6:0 6:1! Мог бы и поддался девушке!
Боря потянулся, хрустнув чем-то в глубине мышечных наростов, и буркнул: "я и поддался".
Ляля захрюкала и тут же начала глупейшую историю, сводившуюся к утверждению ее знакомства с очень известными людьми, именуемыми фамильярно и ведущими себя почти заискивающе:
-:и тут забегает к нам Сашка, а Пашка:
Неглупый Павел, злившийся до того молча, обнаружив повод, вскипел:
— Я тысячу раз просил не называть меня Пашкой! Пашки на рынке!
Разразилась безобразнейшая семейная сцена, невыносимая, как и всегда, для посторонних.
— Ну ладно, ребятки, вы тут ссорьтесь, а мы пойдем, в билик сгоняем, не стерпел Рома, — Аллочка, сколько там с нас?
Выйдя из кафе, Боря улыбнулся:
— Как говаривал один мой знакомый: "Я был в Каннах и писал с Антониони в соседние писсуары, а потом мы вышли из сортира, и он остался Антониони, а я остался собой", — потом задумался и добавил: ну, это, конечно, если б она говорила хотя бы на четверть правду.
— Как раз на четверть, думаю, так и было.
— А-а: какая разница: было, не было: все равно вранье.
— Никогда не мог понять: зачем это? С Пушкиным она на короткой ноге¼ Не весу же она в наших глазах набирает?..
— Логичное следствие болезненного самолюбия и убогого интеллекта. По сути, Рачкова счастливый человек — помещает себя в мечту и в ней живет. А какая реальность сравнится с мечтой?
— Вот кого мне жалко, так это Павлика.
— Вот уж кого мне совершенно не жалко, так это его! Если уж он во столько себя оценил, то может:
— Да я не об этом¼ ему же от своих комплексов первому и достается. Ты его хоть раз видел в хорошем настроении?
— Слушай, я не Фрейд, чтоб в его комплексах копаться. Если он самоутверждается, строя из себя Байрона, то это его проблемы, и гори он синим пламенем.
— Не любишь ты его, — улыбнулся Рома.
— Господи, а за что же мне его любить!? Павлик своей кислой рожей портит мне отдых уже лет десять, и, ей богу, удави его кто, я бы огорчаться не стал.
— Боб, если честно, чем он тебе так насолил?
— Да: так: Даю три шара форы и по червонцу. Идет?
— Речь о талерах? — Рома решил не настаивать. — Кстати, а где твоя подруга?
— Понятия не имею! — раскатисто громыхнул Боря, обрезая и эту тему.
Страдзинский, молниеносно спустив тридцать талеров, задумчиво пил пиво, не оборачиваясь на стук шаров. Стас забрался на соседний табурет и кивнул бармену: