— Мы про Аркашку, он просто другой человек становится, стоит о Дымно заговорить.
— Ничего удивительного, — пожала она плечами, — пережить такое…
Сашка смолчал, но по лицу читалось, что события последних дней пронеслись у него перед глазами.
— Что же он пережил? — аккуратно спросила Любка.
— Много чего, — бабуля присела на край скамейки, обмахиваясь полотенцем, — он же без родителей рос, какая-то бабка местная его к себе взяла. Мальчишкой оказался на войне, потерял всех знакомых, деревню его сожгли. В Марьино его кто-то приютил на первое время, тут он с Анютой и познакомился, это жена его. Она тоже без родителей на войне осталась, сошлись, стали жить вместе. Это дом-то Анютиной семьи, чудом на войне уцелел. Детей вот только не нажили, никакой отдушины Аркашке не осталось.
— А где его жена? — спросила я.
— Лет десять как умерла уж. На войне здоровье сорвала, болезная была, ребенка родить не могла. Болела часто, а потом в один миг умерла, сгорела, как свечка. Аркашка с тех пор совсем и запил.
— Откуда вы все это знаете?
— Так все знакомы, — вроде удивилась бабуля, — Анюта, бывало, заходила в гости, вот и разговаривали. Очень она тревожилась за Аркашку.
— Почему это? — насторожилась я.
— Говорила, есть у него тайна какая-то, гложет она его, а поделиться ей он не хочет. Она и так подходила, и так, но он только делал вид, что не понимает, о чем речь. О своей прежней жизни молчит, скажет пару слов, пошутит что-то и разговор на другую тему переводит. И ведь пьет, как мерин, болтает обо всем подряд, а об этом молчит. Что хотите, то и думайте.
Мы с Любкой переглянулись в который раз за время рассказа. То, что Аркашка что-то знает, было ясно и до этого, но теперь, уверена, Любка считает: он в нашем деле замешан по уши, а потому надо узнать все, что только возможно.
Именно это подруга и сказала, стоило нам остаться вдвоем. Я закатила глаза:
— Не приставай к человеку. Он в прошлом горя хлебнул будь здоров, это тебе не пироги с капустой трескать.
— Василиса, — отчаянно заявила Любка, — еще чуть-чуть, и ты станешь занозой в моей заднице. Ты серьезно веришь, что воспоминания о войне навевают на него такой ужас, что в глазах мутнеет?
— В глазах у него мутнеет от пары литров алкоголя.
— Именно, а почему? Тяжело ему тайну хранить, вот он и заливает в себя. Я считаю, нам нужно наведаться к нему домой.
— А смысл? Мы уже дважды заводили с ним разговор, очевидно, что Аркашка не желает открыть нам душу.
