Беккеру был нужен дом пятьдесят три.
Сержант рысью бросился вдоль улицы, приглядываясь к освещенным фонарями табличкам с номерами. Однако возле одного из зданий фонарь не горел. Ни единого проблеска света не было и в самом доме с зашторенными окнами. Если кто-то и оставил здесь следы, их давно занесло снегом.
Беккер торопливо поднялся на крыльцо и несколько раз постучал медным молоточком. В ответ донеслось только эхо. Он потянул за ручку двери и ничуть не удивился, когда створка приоткрылась. Не удивился он и тому, что никто не отозвался на его крик в темноту:
– Я детектив сержант Беккер! Кто-нибудь меня слышит? Я вхожу.
Однажды Де Квинси рассказывал сержанту о своих опиумных кошмарах, в которых раз за разом переживал одно и то же невероятное событие, будто угодив в адскую петлю времени. Точно так же чувствовал себя и Беккер, когда дверь уперлась в некую преграду на полу. Сержант нащупал на столике в прихожей коробок спичек, а рядом с ним свечу. Дрожащими руками Беккер зажег ее. На полу лежал слуга с пробитой головой. Кровь свернулась, но еще не успела засохнуть. Это означало, что убийство произошло совсем недавно.
Держа свечу в левой руке, Беккер правой вытащил из-под брючины нож и осторожно зашел в прихожую. В китайских вазах стояли оранжерейные цветы с приторным ароматом. С портрета на стене на сержанта строго взирал мужчина в военном мундире. Когда эхо шагов Беккера затихло, он прислушался, но не уловил ни единого звука, кроме тиканья часов.
Справа и слева от сержанта размещались две закрытые двери. Пламя свечи дрогнуло, когда он открыл правую из них. За ней находилась похожая гостиная, как и в доме лорда Косгроува. Однако в тот раз комната была пуста, а здесь в одном из плюшевых кресел виднелся силуэт человека.
– Я сержант полиции. Вы меня слышите? – спросил Беккер.
Он приблизился и рассмотрел в неровном свете свечи сидевшую перед ним женщину. Она была привязана к креслу, голова запрокинулась назад, а изо рта торчал непонятный предмет.
Беккеру едва не сделалось дурно. Предмет оказался кожаным бурдюком. В комнате стоял резкий запах – не разложения (для чего было еще слишком рано) и не крови (которой не было). Нет, запах казался знакомым с детских лет, когда Беккер еще жил в деревне. Так пахло скисшее молоко. Им были пропитаны волосы и одежда женщины. Белая жидкость вытекала из бурдюка, вставленного в рот жертвы. Кто-то методично вливал молоко ей в горло, пока она не захлебнулась.
