— Что-нибудь полегче, — обычно говорила она библиотекарю, словно ожидая предложений официанта. Она никогда не помнила ни имен авторов, ни названий, и очень бывала расстроена, обнаружив, что она уже читала этот роман. Кроме этого она мало из-за чего расстраивалась — да и то лишь по таким пустякам, как неожиданный ливень, или жесткая котлета, или от того, что девушка в парикмахерской подкрасила ей волосы не в тот оттенок.
Миссис Мэйсон, как она часто сама говорила, всегда, и прежде и теперь, делала то, что надлежало делать женщине в ее положении. Пекла хорошенькие бисквитные пирожные с вареньем для распродаж, проводившихся под девизом «Принеси и купи», умела расставлять цветы в букеты, вышивала гарусом чехлы для кресел, устраивала чай, а иногда, расхрабрившись, приглашала на рюмочку хереса, когда, по большей части против собственной воли, что, конечно, держалось от нее в тайне, там присутствовал муж какой-нибудь из ее приятельниц. Время от времени ее приглашали к себе на вечер в гости другие женщины; когда собиралась целая толпа народу, ее присутствие ничего не меняло, так что было нетрудно быть добрым. Она смешивалась с толпой, болтая о чужих отпусках, семьях, работе. Она никогда не пила больше двух бокалов хереса и была хорошей гостьей, неизменно сочувственно восклицая при виде блюда с бутербродами:
— Боже мой, кому-то пришлось потрудиться.
Время тянулось безмятежно.
В это утро, в четверг, молодой человек, заметив, как она помрачнела при упоминании сестры, бросил взгляд на одну из вышитых ею подушек и даже встал, чтобы получше ее разглядеть. Удостоверившись, что это ее работа (последовал короткий, рассеянный кивок), он похвалил ее и снова сел. Потом, решив, что он уже достаточно выждал, сказал:
— Я пишу книгу о вашей сестре и так надеялся на вашу помощь.
— Откуда вы узнали? — выдавила она онемевшими губами. — Я хочу сказать, что мы сестры?
Он скромно улыбнулся.
— Это потребовало некоторых литературных разысканий — самое большое мое хобби. Труд моей жизни, можно сказать.
Она быстро взглянула на него и заметила маленькие, ровные зубы. Они ярко блестели, как блестели его очки, пуговицы пиджака и кольцо с печаткой на его руке. Омерзительно блестящий молодой человек, подумала она, вновь отводя глаза в сторону.
— Мне нечего сообщить, что представляло бы хоть какой-то интерес.
— Но все, что вы ни скажете, представляет для нас интерес.
— Для нас?
— Ее почитателей. Читателей. Для всего мира в целом, что ли.
