От этой мысли мне стало не по себе, и в сознании тут же проснулась детская боязнь темного леса. Я вспомнил про завесу тьмы, «расшитую мерцающими глазами», — и торопливо, с деланной храбростью ринулся вперед. Сделав десяток шагов, я очутился у одного из бесчисленных поворотов петляющей дорожки и отсюда увидел, что в самом ее конце, как на выходе из горной пещеры, забрезжил желтый свет.
Ободренный этим, я пошел быстрее и наконец увидел дом. Теперь я убедился, что действительно выбрал неверный путь, потому что тропа, которую я предпочел, заканчивалась у подножия небольшой лестницы с мшистыми ступенями. Я поднялся по ней на террасу. Вход в дом оказался где-то далеко слева, между ним и террасой пролегал запущенный газон. Эта часть здания строилась по уродливым канонам георгианской архитектуры, тогда как соседний флигель был по-тюдоровски живописен. Не считая одного освещенного окна справа от крыльца, в доме не было огней, хотя надвигающаяся гроза успела принести в долину преждевременные сумерки.
Я ожидал от Фрайарз-Парка чего угодно, но этот диковинный особняк, скрытый в подковообразной лощине между холмами и давным-давно позабытый всеми, совершенно не выглядел жилым. Я мог бы коснуться царящей здесь тишины, настолько осязаемой она казалась. От каменных плит поросшей мхом террасы веяло влажной стынью; холод полз от пустоши внизу и из бора на холме.
Я пересек террасу и газон и теперь стоял и смотрел через открытую стеклянную дверь, расположенную возле главного входа, в комнату, откуда лился свет. Вокруг стало необыкновенно тихо и темно. На заваленном бумагами столе горела лампа.
Комната была обставлена, как библиотека. Вдоль стен, занимая все пространство, стояли переполненные книжные шкафы. Едва ли не все тома в них дышали старостью, многие были в непривычных, вероятно, иностранных переплетах. То там, то здесь на полках виднелись химические приборы и застекленные коробки с образцами; и повсюду мой взгляд натыкался на египетские реликвии, впечатляющая коллекция которых была в совершеннейшем беспорядке разбросана по комнате.
За столом, погрузившись в чтение огромной книги в кожаном переплете, сидел человек. Он был необычайно изможден и, как я догадался, отличался очень высоким ростом. Его чисто выбритое лицо вызывало в памяти Сокара, древнеегипетского бога с соколиной головой[20]; длинные седеющие волосы он зачесывал назад, открывая костистый лоб. Кожа его была блеклой и желтоватой; продолговатые, тонкие, смуглые кисти рук подсказали мне, что он евразиец, человек смешанной крови. Под ногой у меня хрустнул камешек, выдав мое присутствие. Мужчина быстро поднял голову.
