— …ведет себя так, будто не существовало ни Галилея, ни Ньютона, ни Энштейна, ни Карла Маркса, будто не было освободительных войн и революций и человек не ступил на Луну…
Инквизиторы впились взглядами в профессора Румянцева, который невозмутимо стоял перед ними, скрестив руки на груди. Андрей и Искра, приглядевшись, обратили внимание на странноеобстоятельство: фигура его не заслоняла членов трибунала. Они и предметы на столе и пламя свечей явственно просматривались сквозь профессора.
— Кто ты? — спросил главный инквизитор с дрожью в голосе. — Как проник сюда, в тайный застенок? Ты слышишь?! Я спрашиваю тебя, кто ты?
— Ученый, — ответил Румянцев.
— А-а! Но как ты, представитель науки, даешь себе возможность проникать сквозь стены? Какая преисподняя тебя извергла? Тот итальянец, что выращивает младенцев вне материнского чрева? Или доктор Кристиан Барнард, производящий пересадки сердец? Или Космонавт 54-й, вторгающийся в самое обиталище всемогущего бога?
— Я — профессор Румянцев.
— Как, тот самый Румянцев, которого знают все, но никто никогда не видел?! Румянцев, создатель дьявольской установки, пожирающей ураганы? Пока не поздно: отрекись от своих сатанинских замыслов!
— Мне не от чего отрекаться перед теми, кто веками стремился погасить факел разума.
— Как ты смеешь, еретик!
Профессор отвернулся и закрыл глаза рукой:
— Какое странное наваждение! Я сплю или нет? Какие-то ожившие кошмары в духе офортов Франсиско Гойя… «Сон разума рождает чудовищ» — так, кажется?
Главный инквизитор схватий распятие и замахнулся им на Румянцева.
— Именем господа заклинаю тебя: сгинь!
— На меня это не действует, достопочтенный отец, — саркастически заметил профессор.
— Сгинь, призрак!
— Это вы призраки!
— Как ты смеешь!
— Да, я смею, потому что ваш час пробил! Вы останетесь в памяти человечества как дурной сон. Вы уже не в силах остановить ход истории: часы подсказывают наступление новой эры, когда люди будут повелевать стихиями и станут как боги…
— Палач! — завопил инквизитор.
Палач с решительным видом двинулся к профессору и — отпрянул: фигура Румянцева начала истаивать, как бы растворяясь в душном воздухе подземелья, и исчезла. Еще несколько секунд Андрей и Искра могли наблюдать искаженные и ошеломленные лица инквизиторов, потом свечи на столе стали медленно угасать, и все погрузилось во мрак.
Молодые люди сняли шлемофоны.
— Потому-то я и называю метеорологию наукой романтической, Искра Демидовна, — сказал Кудояров, — что она выстрадана в застенках, закалена в огне инквизиционных костров, пронесена сквозь столетия, как…
