— Знаете анекдот, как подгулявший отец шел из гостей и залез по горло в реку? «Ради бога, — кричит ему с берега жена, — где Иржичек?» — «Будь спокойна, мамочка, сына я веду за руку…»
Профессор затолкнул салфетку себе за жилет и проговорил:
— Я человек миролюбивый, но в этой комнате вылечусь от отвращения к убийству.
Баронесса не слышала его слов. Она продолжала благодарно хохотать над анекдотом Капитана, а пальцы ее крошили мелкие кусочки хлеба в суп.
Вацлав упрямо избегал смотреть в лицо Капитану. У студента не хватало для этого силы воли. Он едва слушал Баронессу, не всегда понимая ее слова.
— …какие были толки в Праге, когда Провазникова не возвратилась с лондонской олимпиады?
— А что могли говорить? — недоумевал Гонзик. — Ничего! Да я, собственно, и не знаю.
— Ее исключили навсегда из «Сокола»! Об этом объявило и пражское радио… — Но, проговорившись, Баронесса запнулась, беспокойным взглядом обвела присутствующих и высохшей ладонью стала сметать хлебные крошки со стола. — А как обстоит дело с эпидемией детского паралича в республике? — быстро переменила она тему. — «Рот-Вайсс-Рот» говорила о полутора тысячах жертв, а «Свободная Европа» — о трех тысячах! Вот как далеко зашло! Что правда, то правда — хорошо, нечего сказать, зарекомендовало себя это наше новое, социалистическое здравоохранение… А с какой миной встретили в Праге новое избрание Трумэна? — Баронесса схватила Гонзика за рукав.
Парень покраснел до ушей, не зная, что ответить. Баронесса моментально это заметила.
— Господи, в кои-то веки заполучили в барак новичков и, вместо того чтобы узнать от них какие-нибудь новости, сами должны их информировать! Ну, так я тебе отвечу, молодой человек: провал Уоллеса вызвал в Праге переполох! И то сказать, в Вашингтоне умеют разделываться с социалистами. Вам бы следовало сегодня послушать радиопередачи «Европы».
Профессор до сих пор выжидательно щурил глаза, но теперь вмешался:
— А что во Франции огромная забастовка горняков и что она перекинулась в пределы Западной Германии, тоже передавали? И о Чан Кай-ши? О том, что он эвакуировал всю Маньчжурию и отступает к Пекину?
Баронесса передернула костлявыми плечами, задрала тонкий острый нос и раздраженным резким жестом запахнула халат.
— Порой я в самом деле опасаюсь, что мы имели честь заполучить в нашу комнату выдающегося марксистского пропагандиста! Spectabilis![51]
Маркус коркой хлеба вытер миску после супа.
— Ни в коем случае! До последнего вздоха не соглашусь с коммунистами! Однако это не значит, что на вещи можно смотреть так безрассудно односторонне. Говорю откровенно, что и моей целью был социализм, но не в марксистском понимании, а такой, который вытекает из чистейшей морали и из стремления воплотить новый строй нравственных ценностей в повседневную жизнь. Социализм без циников, готовых ради своих эгоистических целей предать грядущие поколения. Только в условиях абсолютной свободы и правды мы останемся верны духу своих демократических традиций. — Глаза Маркуса светились каким-то внутренним пафосом.
