Переход был довольно неожиданный, но Ромик быстро ответил:
– Нет, это не шахматы. Это нарды.
– Нарды? А что это за игра?
– Странно, что вы не знаете. Этой игре уже более двух тысяч лет. Появилась она в Персии, а в Европу её привезли крестоносцы, и она стала называться там триктрак.
– Знаете, у нас в лагере на Соловках кроме шашек, вылепленных из хлеба, и матерчатых карт, сделанных из арестантского одеяла, ничего больше не было.
Все сочувственно помолчали, а Ежи Францевич даже положил руку на плечо расстрелянного в Гулаге пятьдесят лет тому назад своего земляка-лагерника.
– Я вспомнил то, о чём Вы, господин Ромик, рассказали, и подтверждаю историческую справку, приведенную Вами, – сказал он. – Когда мы брали в плен турок, у многих из них была эта игра и называлась она по-турецки, если не ошибаюсь, тавла. А кости, которые они метали, назывались зары. Только и слышно было перекатывание их по доске и непонятные мне ещё тогда слова «шэш-бэш». А сыграть не дадите ли?
– Да ради бога – и Ромик раскрыл доску.
– Кто сыграет со мной? – спросил Кульчицкий.
– Давайте я попробую – произнёс Фридрих Зайне. – У нас в Германии была эта игра, я играл в неё довольно часто. И привезли её к нам, кажется, из Англии, но там она называлась по-другому. Если мне не изменяет память – backgammon.
– Какое это имеет значение, – перебил его Ежи Францевич – но уж если быть исторически точным, то игру эту обнаружили и в египетских пирамидах, в гробнице Тутанхамона, если не ошибаюсь, и таким образом выходит, что в неё играли ещё шесть тысяч лет тому назад. Ну, да бог с ним. Перемещайтесь напротив меня и бросайте кости.
У игроков загорелись глазницы. Монах высунул голую костлявую руку из овального поля своей голограммы, сгрёб кости и метнул их на доску. Выпало шесть-шесть. Та же рука сняла с горки две чёрных шашки и выдвинула их на шестой пункт. Затем высунулась другая рука, отороченная рукавом из добротного голландского сукна с шёлковой оборкой по краю, также взяла кости и также метнула их. Выпало пять-три. На соответствующих пунктах с противоположной стороны доски выставились две белых шашки. Опять метнул монах, и опять выпало шесть-шесть. Метнул Кульчицкий – пять-три. Снова монах и снова шесть-шесть. Снова Кульчицкий и снова пять-три. И тут вдруг после последнего броска раздался отдалённый раскат грома, распахнулось настежь окно в результате сильного порыва ветра, и от потолка отвалился кусок штукатурки, с шумом грохнувшись на пол. Всем сидящим за столом и висящим над ним это показалось не столько пугающим, сколько подозрительным – кто-то из виртуальных гостей усмотрел в этом подсказку свыше и произнёс даже слово «шулер». В ответ на это Фридрих Зайне медленно обвёл присутствующих взглядом обозначившихся глаз, ещё раз внимательно посмотрел на доску и начал говорить:
