– Мне, когда я в девятом классе училась, гадалка на Арбате нагадала, что имя моего избранника будет на букву «К», а на меня тогда одноклассник глаз положил, Клим с фамилией Зайчонок, маленький такой, с большими ушами. Представь, как я страдала от безысходности.
– Ну да. А мне тут на днях одна странная особа тоже предрекла чуйство.
– Та-ак, интересно. С этого места поподробнее… пожалуйста.
– Любительница поживиться выброшенным фарфором. Я ей в субботу помог кое в чем, так она мне скорую любовь пообещала. Живет в доме престарелых, пятнадцать минут езды от «Юго-Западной». В гости, между прочим, приглашала.
– Давай съездим.
– Ты серьезно?
– Серьезно. Рутина надоела. Хочется свежих впечатлений, экзотики. Купим, к примеру, плод манго, еще что-нибудь и поедем.
– Разочарований не боишься?
– Не-а.
– Хорошо, в следующий выходной, только ради тебя.
– Договорились.
– Ты вообще с кем живешь?
– С матерью и отчимом.
– И как тебе?
– Да никак. У него психология неблагодарного человека.
– То есть?
– Как будто все в мире ему обязаны. Должны на него пахать, а он будет сидеть недовольный, нога на ногу, кривиться – все не то, плохо для меня постарались, надо бы лучше стараться. А сам только и умеет тупо поглощать. Потребленец жизни. – «Взгляды на меня стал слюнявые бросать, козел, а мать будто не замечает», – подумала она. Но тут же мысленно осеклась. – Ой, извини, что-то меня занесло, наболело просто.
– Ничего, нормально. А у тебя самой какая психология?
– Я по возможности радуюсь. Солнце с утра – спасибо. Дождь – тоже хорошо. Скажешь, банально на сегодняшний день?
– Не скажу.
– Значит, подумаешь.
– И не подумаю.
– Странно. Сейчас в студенческой тусе две основные тенденции: хронического пессимизма или мажорного пафоса, не замечал?
– Есть местами.
– Модно изображать отвергнутых миром жертв или избранников фортуны с дымом из ушей. Я ни в ту, ни в другую фокус-группу не вписываюсь.
– Ты как наш трубач, он примерно так рассуждает.
– Это у меня генетическое. В этом я абсолютная папина дочка.
– Кто у тебя отец?
– Теперь уже никто. Раньше наукой занимался, в Институте русского языка.
– В каком смысле никто?
– В том, что его двенадцать лет нет на свете. Я в память о нем на лингвистику поступила. Знаешь, не помню, чтобы он хоть раз меня за что-то ругал. Не потому, что я чересчур послушная была, думаю, он не умел ругать в принципе.
«Куда меня несет, зачем я ему столько про себя выкладываю?» – мелькнуло у нее в голове.
– А у меня, по твоей логике, какая психология?
