— Тогда объясни толком, ради чего торчишь ты здесь столько времени!
— Да я уже тебе сказал: какой-то человек сошел с дрезины…
— Ну ладно, пусть сошел. И пусть идет себе своей дорогой! А тебе-то что здесь стоять? Знаешь небось: в городе после двенадцати — комендантский час!
— То в городе… А нам это ни к чему.
— К сельской местности приказ, конечно, прямого отношения не имеет, тут другие порядки, но, сам понимаешь, время военное. Не имею права допускать, чтоб человек ночью по степи разгуливал! Председатель сельсовета — все равно что комендант, обязан поинтересоваться! Какая такая забота тебя по полям гоняет?
— Забота?.. Забот хватает, да избавит тебя от них бог! Ты вот сейчас насчет фельдшера намеки строил… Поосторожней, мол, как бы чего не вышло… Сказал, стеганул коня — и с глаз долой, а я стою, столб столбом, и в толк не возьму, о чем ты… Тебя уж и след простыл, глядишь, до деревни доскакал, а я все соображаю, прикидываю, к чему это ты, что за намек… Растолковал бы ты мне, Гурбан!..
Председатель достал из кармана папиросы, коробок, чиркнул спичкой…
Вспыхнувший огонек осветил его худое, темное лицо, большие выразительные глаза, казавшиеся чужими на некрасивом старом лице, покрытом частыми морщинами…
— Скажи, Исфендияр, болтал я когда-нибудь попусту?
— Упаси бог!
Гурбан потянул за поводья; ожидая, когда конь перестанет звякать удилами, приподнялся на стременах, огляделся и сказал, понизив голос:
— Зря мы тут разговор завели! Ночью в степи за версту слышно! Может, к тебе пойдем?
— Мой дом — твой дом! — Исфендияр даже охрип от волнения. — Сам знаешь — такому гостю всегда двери открыты. Только ты сейчас говори, здесь! Не могу я ждать, понимаешь? Да брось ты озираться — кому мы тут нужны? Говори, в чем дело?
— Ладно, слушай! Не доверяю я Хромому. Слышал кое-что насчет него… Войне радуется твой Хаджи! Перед войной, говорит, я жизни не видел, а теперь дело по-другому пойдет. Половина мужиков безногие вернутся, если вернутся… Будет, говорит, и на моей улице праздник — какую пожелаю, такую и возьму: захочу — вдову, захочу — девушку!
— Вранье! — Исфендияр даже руками замахал. — И кто такое выдумывает, чтоб у него язык отсох!
— Значит, не веришь?
— Нет.
Гурбан пососал папиросу, снова огляделся по сторонам.
Старик ждал, подняв на председателя глаза.
— Понимаешь, Исфендияр… меняются люди. Нельзя нынче сердцем все мерить.
— Ты про Хаджи хотел…
Гурбан в сердцах швырнул на землю окурок.
— Ладно, давай напрямик! Интерес имеет Хромой к твоему дому! К твоим невесткам!
