«Как вариант, можно использовать в качестве сырья шведское железо, но цена конечного продукта!.. С другой же стороны, такой стали и надо всего-то пару тонн для обеспечения учебного процесса в Александровской слободе. А будущие опричники могут покамест и с ружьями из тульского уклада побегать».
– Не так уж и дорого получается вроде?
– Димитрий Иванович?..
Очнувшись от размышлений, царевич аккуратно уложил отчет в отдельный лоток на столе и вопросительно изогнул брови – что там насчет седельных и поясных пистолей? При виде очередного шедевра каллиграфии в исполнении Бутурлина хозяин покоев отчетливо поморщился:
– Если у самого не выходит хорошо писать, найди того, кто будет это делать за тебя.
– Слушаюсь, государь-наследник!..
Учитывая тот факт, что за надежность возможного писаря отвечать будет именно Бутурлин (причем головой), не приходилось и сомневаться, что последний серьезно приналяжет на чистописание. Легкий шелест бумаги, пара минут молчания, после чего наследник трона Московского вновь поморщился:
– Опять пружины замков!..
«Кремневые дешевле и проще, колесцовые сложнее, но надежнее. М-дя, надо подумать, что можно сделать с этими чертовыми пружинами. Может, пустить на них тигельную сталь?[65] Все одно надо расширять ее производство…»
– Всё?
В ответ дворянин старомосковского рода выложил на стол тоненькую стопочку докладов от наставников будущего Опричного войска и парочку челобитных от их бедных учеников, после чего коротко поклонился.
– Отдыхай.
После ухода ближника в покоях надолго воцарилась тишина – до тех пор, пока царевич не закончил практиковаться в испанском языке, разбирая все то, что написал ему капитан Хосе Эстебан Ласкано, старший наставник будущих командиров Опричного войска. Сей благородный идальго знал все о правильном пехотном строе, являлся отличным специалистом в деле убийства ближнего и дальнего своего, но главное – имел хорошие задатки педагога-садиста, гоняя своих подопечных без малейшей жалости и любых поблажек. В этом ему изрядно помогало умение сквернословить и богохульствовать на всех европейских языках, короткий посох, которым он совсем не стеснялся пользоваться, а также общество другого идальго по имени Франсиско Амадор Перальта. Который, в свою очередь, наставлял в воинских искусствах будущих кирасир[66]. Кстати, этот прекрасный наездник и рубака считал ниже своего достоинства охаживать нерасторопных bastardo[67] и cabron[68] какой-то там простонародной палкой, используя вместо нее свой любимый палаш, к счастью, не вынимая при этом его из ножен. Также в почете у дона Франсиско были затрещины, но их он употреблял редко и исключительно по веской причине. Потому что ни на минуту не забывал, что его ученики набраны среди безземельных идальго, для которых одно дело получить по хребтине благородным клинком и совсем другое – принять кулачное «благословение», оскорбительное вне зависимости от того, насколько тяжела была провинность.
