Она посмотрела поочерёдно на каждую из гостей. Голубава решительно поднялась, изображая готовность идти. Хохотушка такой уверенности не излучала.
— Да как же в таком виде? — не унимался Данава.
— Елей, сястрёнка, — попросила она уже ласково, прижавшуюся у дальней стенки молодуху, — ты не дашь им ваши одеяла, сбегать туды обратно.
— Конечно, — проговорила Елейка, натягивая на голову остроконечную лисью шапку и быстро продвигаясь к выходу.
Дануха взяла со стола ту самую деревянную миску, что швыряла на стол и вышла из шатра первой, сразу окрикнув Воровайку, но ту кричать и не надо было. Она сидела прямо на верхушке дерева у самого шатра, с которого тут же спикировала на плечо хозяйки.
— Да тише, ты, дрянь, — пробурчала Дануха, — руку так кода-нибудь от сушишь.
Тут прибежала Елейка, гости завернулись в меховые одеяла и последовали за злобной ведьмой в неизвестность.
Поход на змеиный источник для обоих завершился удачно. Первой, вода приняла Хохотушку, а вот когда воду подала Голубава, Дануха впервые в жизни отошла от привычного ритуала. Начала она как обычно. Закрыла глаза, принюхалась. Затем открыла и с каким-то хитрым прищуром покосилась на стоявшую на коленях бабу. Опять закрыла, второй раз, шмыгнула носом. Удовлетворённо хмыкнула. Потёрла воду пальцами. Совсем повеселела. А когда попробовала на вкус и выплеснула содержимое, подняла Голубаву за плечи и обняла, расцеловав.
— Ну, чё, — проговорила она ласково, как-то по-старчески, — в нашей сямье прибавленице. Вы уж простите мяня вяковуху за несдержанность.
И при этих словах Дануха низко поклонилась бабам в пояс. Это растрогало обоих и они, что-то защебетали смущённо.
— Отныня, — продолжала Дануха, — вы мои сёстры и моим сёстрам, сёстры. Но всё ж помните, я здеся сястра старша, — съехидничала под конец вековуха, поднимая вверх указательный палец, отправляясь в обратный путь.
Вернулись они обратно, не проронив не слова. Вновь все собрались в Данухином шатре. Неважна добыла целую гору белок, лис и зайцев. Данава по локти в крови всё это хозяйство потрошил. Елейка помогала шкуры скрести и в рассоле замачивать. Дануха принялась за готовку. Только новенькие сидели без дела. На все их порывы помочь, им отказывали, пока Дануха не предложила им лучше рассказать о себе. Вот на пару они этим и занялись. В прочем ничего особенного не прозвучало в их рассказе. Они были такими же жертвами, как и все. Только Голубаве досталось по боле. Её как в куте поймали да повязали, прямо на глазах детей поубивали. Подробности она рассказывать отказалась на отрез. Нет в всё. Притом, самое интересное, на что все бабы обратили внимание, она, рассказывая всё это, даже слезинки не проронила, даже глаза не намокли. После чего вообще замолчала, вновь озлобившись и тут Дануха вдруг неожиданно спросила:
