— И у трёх по десять ближников яйцы дымитьси будут? Он видь навирняка ни туп, как залуп, и значит понимат, чёо можит и доигратиси. В раз скинут.
— Не-ет, — самодовольно протянул колдун, — в том-то и дело, что там у них всё не так, как у нас. Он у них с детства не сменяемый. Там на нём всё держится. Он у них какой-то особенный. Они все как один не только боятся его и уважают, они на него молятся, как на бога своего. Не один даже подумать о таком не смеет, не то что всерьёз голову поднять. Я думаю, что до осени они из своего логова не вылезут.
— А осенью степь дождями напитается, как они на колёсах по ней ездить будут? — встрял в разговор Лад.
— Значит и осенью не полезут.
— Они раньше полезут, — задумчиво проговорила Дануха, отлепляя примочку от груди и намачивая шкурку в миске для новой пытки, — а помнишь на Святках чё творилася, Данава?
Колдун враз погрузнел.
— Помню.
— Пиздюк ты братец, — беззлобно ругнулась Дануха и гротескно передразнивая, добавила, — отвар попутал. Так бы и дала в лобешник то. Надо было тогда всю нежить послушать, глядишь отвели б бяду.
— Так, — опять влезла наглая хозяйка, — а тама чё было?
— Да вона пускай колдун недоучка покается, а я поду рубахи простирну.
И утопив шкурку в миске, Дануха направилась в тёмную баню.
Дануха и Данава покинули гостеприимную Хавку к полудню следующего дня. На этот раз две непримиримые подруги чуть ли слезу не пустили, прощаясь, даже глумились друг над другом ласково и порой с любовью. Данава с Ладом всё время их прощания о чём-то бурно шептались, размахивая руками и посохами. Со стороны могло показаться, что они ругались на грани драки, но делали это почему-то приглушёнными голосами или даже шёпотом. Когда же пришло время уходить, то резко успокоились, обнялись и долго молча стояли. Пока Хавка не рявкнула на них, обозвав «недоделанным бабами сзади», обматерив их, и чуть ли, не вытолкав Данаву в шею.
Добравшись до лесной норы в которой обитал колдун, они бросили мешки с поклажей, что сами таскали и то, что Хавка наложила и по настоянию Данавы пошли на место бывшего баймака. Интерес пойти туда, как не странно, оказался обоюдным. С Данавой было всё понятно, лучше один раз увидеть, чем кучу раз слушать, а вот интерес Данухи поначалу был не очень понятен и только добравшись до развалин, стало всё на свои места. Ещё на подходе к бывшему баймаку, только пройдя змеиный источник, их встретила настоящая истерия взбесившейся птицы. Воровайка от радости, похоже голову потеряла. Она выписывала такие замысловатые завихрения вокруг людей, что уследить глазами за её выкрутасами было попросту невозможно. При этом то, что она выдавала голосом, вообще описанию не поддавалось и на все увещевания Данухи замолчать и успокоиться, никак не реагировала. Только после того как Дануха обложила её со всех сторон матюгами и замахнулась клюкой, сорока заткнулась и отлетев к ближайшей берёзе, уселась на ветку, всё равно, при этом нетерпеливо скача по толстому суку туда-сюда и бурча что-то себе под клюв.
