. Всё. Косы нет. Вставай с колен, новоиспечённая баба, садилась за общий стол и со всеми бабами начинай пропивать собственные волосы. Второй вариант большухинского приговора, для любой невесты был, как серпом… ну, не знаю почему там девкам можно серпом, чтоб побольнее было. Большуха говорила те слова ласково, беззлобно, как дитя малому: «Иди ка ты деточка погуляй ещё годок, а через год, аккурат, подарочки неси. Глядишь и пригласим». Такое, зачастую, молодуха могла слышать и год и два, и три и детей не одного нарожать, а всё в бесправных невестах, да молодухах хаживать, а право бабье так и не получить. Хотя, как говорилось, такое бывало крайне редко, чтоб родовой змеиный источник девку наотрез принимать отказывался. Вот по этой причине кой у кого нервишки и не выдерживали. Именно поэтому молодухи все как одна, невестясь при баймаке, к этому роднику, как на работу хаживали чуть ли не каждый день. И кормили то они его яствами, и поили то они его кто во что горазд, а какие беседы у него вели, да сколько слёз солёных в нём утопили, вообще не счесть.
Потом сознание перескочило и Дануха уже на пьянке себя видела. Она вроде как опьянела даже, но странные дела творились, чем больше она пила, тем больше мёрзла…
Очухалась она в первый раз плавая в холодной реке кверху пузом, уткнувшись в прибрежные камыши головой, колыхаясь всем телом на мелководье. Озноб колотил. Последние зубы друг дружку добивали. И вдруг светлая, радостная мысль мелькнула в голове: «Хорошо, что во мне говна много, а то б утопла хуям». Но это была единственная незатуманенная мысль, а все остальные представляли из себя непонятный кошмарный мусор или мусорный кошмар. С разбега и не понять было. Как будто спишь и сны один на другой налезают, наскакивают, а какая-то сволочь тебя постоянно будит, да не добудится, и уснуть не можешь толком, потому что тормошат и проснуться не можешь, потому что эта сволочь тебя не дотормашивает. Она хотела было отмахнуться от этой дряни, что будит еле-еле, врезать ей промеж разлёта бровей, чтоб те, наконец, вообще разлетелись в разные стороны. Дёрнула рукой и… проснулась. Резануло от локтя до кисти так, что аж искры с того света увидала. Разлепила глаза, а в них всё плывёт, качается. Хорошо так укачивает, аж рвать потянуло. Поняла, что плавает и что надо бы на берег, но до дна ногами достать не может. Нужно жопу утопить, а та не тонет хоть ты тресни, хоть пополам переламывайся. И так она топила этот «спасательный шар» и сяк, куда там, не тонет это говнохранилище и всё тут. Потом, толи она сообразила, толи туловище без неё справилось, толи случайно всё получилось, но нащупала она дно не двумя ногами, как пыталась поначалу, а одной и только зацепившись за водоросли, смогла, наконец, притопить жопу и почувствовать под ногами опору. Встать не удалось, да она и не старалась. Просто перебирая ногами, цепляясь за донную траву, отталкиваясь от дна, она проталкивала своё туловище через камыш к берегу. Но как только спина выползла на песок, жопа опять запротестовала. Она застряла и Данухе, как она не старалась, вытолкать её на сушу не удалось. Ноги буксовали в речном песке, а эта хрень упёрлась и из воды вылезать отказывалась на отрез, хоть отрезай да выбрасывай. Тут Дануха поняла, что устала, притомилась. Только глаза закрыла и почувствовала тепло песка всей площадью широченной во всех местах, особенно по бокам, спины, тут же опять провалилась сознанием в темноту…
