– Стало быть, ты из Москвы… – полуспросил, полуконстатировал он.
– Оттуда, – кивнул Тимоша.
– Видишь… А мы федюнинские.
– Да? Ну как вы тут? Живете, и вообще?
Толян на секунду задумался.
– В принципе, зашибись. Смотри сам: гуляем, пьем коньяк, пирожками закусываем.
– А на коньяк-то откуда деньги? Наверное, на заводе хорошо платят?
– Кто его знает, как там на заводе платят…
Склонившись к Тимоше, Толян доверительно пояснил:
– Дурак только вкалывает на заводе, а мы зарабатываем друг на друге. Я с тебя счесал, ты с меня, и оба мы при деньгах.
– Какие-то непонятные тут у вас экономические отношения.
– Что тебе непонятно? Развиваем сферу услуг. Или мы хуже твоей Москвы?
Тимоша уже слегка захмелел, оттого и беседа казалась ему занятной. «Этот Толян, – думал он, – человек простой, говорит напрямик, не виляя».
Официантка Татьяна принесла борщ. Толян заказал еще коньяка и, очевидно из местного патриотизма, гамбургер по-федюнински. Разговор продолжался.
– Вот скажите, Толян, – поинтересовался Тимоша. – Я тут прошелся по городу и заметил, что у вас дома все недавно построены. А куда подевалась ваша историческая застройка?
Толян посмотрел на него не без гордости.
– Срыли к едрене фене! – ответил он. – Зашибись стало, правда? Взять хоть это вот «Отдохни» – не хуже отель, чем в Египете… ты там был? А знаешь, про между прочим, что раньше стояло на этом месте? Историческая пивнушка.
– Неужто?
– В натуре! Мы звали ее рыгаловкой. Только ты в ней пивка не попил бы. – Толян лукаво прищурился.
– Почему же?
– Да потому, что таких, как ты, от которых Москвой за версту разит, мы, федюнинские ребята, очинно не любили.
Тимоша поежился.
– Но теперь-то, надеюсь, всё изменилось?
– Теперь изменилось… – Толян вздохнул. – Теперь наступила толя… как ее… толиорантность. Амнистия, короче, всем. В Федюнине, если хочешь знать, теперь даже негр имеется. Чумазый, и водку пьет, и на бильярде играет – и ничего, только, когда ужрется, спотыкаемся об него ночью.
Борщ оказался съедобным, чикен с картошкой фри был такой же, как и везде в мире. Но плотная трапеза не спасла Тимошу от опьянения; он не помнил, чем кончился их разговор с Толяном. Официантка Татьяна то появлялась, то исчезала из поля зрения, всякий раз, когда он порывался с ней рассчитаться. Было ужасно глупо вот так без причины напиться. Это нелепое обстоятельство спутало ему все планы. Визит к Любе Новиковой откладывался до вытрезвления.
Конечно, Тимоше в таком состоянии вряд ли бы удалось произвести благоприятное впечатление на Любу Новикову. Зато официантка Татьяна проявила к нему снисходительное участие. Получив от него пятитысячную купюру, она сама отсчитала, что следовало, за обед и свое обслуживание, а сдачу сунула ему в карман.
