— Латинский гениус!
«Чтоб тебя черт побрал, с твоим латинским гением! — бесился про себя д'Оливо. — Сунуть бы тебя, верзилу, головой под полуавтоматический пресс. Куда ни шло, я бы отсидел за такое удовольствие лет десять. А может, если подставить один нос, то не больше пяти…»
— О! — верзила явно учуял «Авангард», хотя процессия огибала машину на порядочном расстоянии. — Гениус, латинский гениус! — кудахтал он.
Д'Оливо: — Experiment. Not good. [5]
— Good, good.[6] Латинский гениус!
Будь ты трижды проклят. Д'Оливо готов был отсидеть десять лет за один нос!
После ухода гостей инженер в ярости помчался наверх, потом снова сбежал в цех, потом вернулся к себе, а во второй половине дня явился снова и ринулся к «Авангарду». Рибакки, разумеется, хвостом за ним. Бонци кружил поблизости.
Марианна тут же нажала на красную кнопку и повернула тормоз.
— Продолжайте! — бросил ей д'Оливо. Он пристроился возле столба, вытащил из кармана красный карандаш-фломастер и принялся что-то черкать. Это был даже не эскиз, а какая-то сетка значков, поверх которой тотчас появилась другая, третья…
И так несколько слоев молниеносно рождавшихся и тут же отбрасываемых идей… При этом он досадливо прищелкивал языком.
…«Для кого и зачем он разыгрывает этот спектакль?» — соображал Бонци. Рибакки — о, Рибакки себя не утруждал, никакими вопросами не задавался. Рибакки был поглощен своими великолепными ногтями. Колли Марианна стояла возле «Авангарда» в позе жертвы, сцепив руки за спиной, на копчике.
Внезапно инженер свернул газету и сунул ее в карман.
— Сколько вам лет?
— Двадцать два.
— Стало быть, в пятьдесят седьмом году в так называемой «психологической» столице Италии еще есть итальянцы, которые, дожив до двадцати двух лет, не знают итальянского языка. Вот вы, например, вы не знаете, что значит глагол «продолжайте».
— Я не могу.
— Что вы не можете?
— Я не могу работать при посторонних.
— При посторонних? Значит, завидев меня, вы говорите: здесь посторонние. Так?
Включается Рибакки. Когда он, вдобавок к служебному рвению, пускает в ход иронию, его уже не остановить.
— Знай мы об этом раньше, — ехидничает он, — можно было бы заказать русским железный занавес.
— Прекрасная мысль, господин Бонци, достойная быть занесенной в вашу черную тетрадь.
Черт бы побрал эту Гавацци! Откуда она взялась? То ли из-под земли, то ли с потолка…
— Что и говорить, прекрасная мысль… — Массивная фигура Гавацци вклинилась между Марианной и тремя начальниками. — …поистине достойная «латинского гениуса».
