— Was ist das, Semskov, trinkst du Tinte? (Что такое, Земсков, ты пьешь чернила?)
Вовка беззвучно зашевелил фиолетовыми губами. Класс взорвался смехом.
— Садись, — сказала учительница.
Вовка Бурыгин обернулся к нам с улыбкой. Кирка приложил палец к губам, показывая, чтобы он молчал. Валерке Парамонову была отправлена длинная записка.
Как только прозвучал звонок, Кирка подошел к Земскову и сказал глухо:
— Пойдем потолкуем.
Земсков поднялся и покорно поплелся за Киркой. Бурыгин, Парамонов и я пошли следом.
На чердачной площадке школьной лестницы было сумрачно. Земсков прислонился спиной к стенке и затравленно смотрел на нас. Валерка молча съездил его по уху. Земсков сжался, закрыл лицо руками и пискляво захныкал. Парамонов снова замахнулся.
— Погоди, — остановил его Кирка.
— Ребята, я больше не буду. Не надо, — пропищал Земсков.
— Ну, теперь знаешь, как ловят? — спросил его Кирка.
Земсков заплакал.
— Пять дней будешь Вовке Бурыгину жратву отдавать. Понял?
— Понял, — всхлипывая, отозвался Земсков.
Кирка спросил у Бурыгина и Парамонова:
— Никому не говорили?
— Нет, — сказал Валерка, — я же получил записку.
— И я не говорил, — тихо ответил Бурыгин и попросил: — Не надо его бить.
— Ладно, не будем, хотя стоило бы, — Кирка подошел вплотную к Земскову. — Но, смотри, засекнешься еще раз — всему классу скажем. А тогда сам знаешь, что будет.
— Честное слово, Кирка! — запищал Земсков.
— Уже звонок, — сказал Бурыгин.
Мы побежали вниз по лестнице. На бегу Парамонов сказал мне:
— Эх, надо было все-таки врезать ему пару раз.
Я был согласен с Валеркой, но промолчал.
Киркина воспитательная мера помогла. Вовка вел себя тихо, а после шестого класса ушел в ремесленное училище. Но до этого он устроил нам еще одну неприятность следующей весной.
Мы с Киркой той весной ходили какие-то шалые, часто беспричинно смеялись. Еще приходили письма от отца, тоже радостные, полные надежд на скорую встречу. Но мы так и не встретились. Отец погиб пятого мая, а его последнее письмо пришло уже после победы, на несколько дней опередив «похоронку».
И апрель сорок пятого года запомнился мне радостным ожиданием близкой победы и событием, к которому имел отношение Вовка Земсков.
Наша классная воспитательница Вера Васильевна спросила:
— Сероницын, вы не знаете, почему нет Земскова?
Вовка не был в школе уже три дня. Он и раньше пропускал занятия, и мы знали, что он не болен, а просто «мотает», но Вера Васильевна просила зайти, и мы пошли.
