После того как все четверо поели и выпили немного эля, Сольвейг вытянулась на земле, и вскоре Турпин принялся рассказывать ей про лето. Если путешествовать здесь летом, а не зимой, то все совсем другое. На ледниках все еще лежит снег, но все луга взирают на тебя яркими глазами люпинов — молочно-белых, розовых, багряных… Мы жарим желтые грибы и собираем алые ягоды…
Голос Турпина звучал в ушах Сольвейг, будто жужжание пчел в летний день.
— А форель! Мы ловили ее руками и зажаривали на открытом огне…
— Вы только послушайте его! — раздался голос Ильвы.
— Ох! — проворчал Турпин. — Ну да, летом бывают еще и комары…
Но Сольвейг уже заснула.
Турпин встал, развернул шкуру — в темноте сложно было разглядеть, что это была за шкура, но пахла она черным медведем, — бережно накрыл ею Сольвейг и промолвил:
— Она напоминает мне…
И все трое еще посидели молча у костра.
Потом Турпин потер руки, потянулся. И простонал:
— Моя Тола! Тола! Какому отцу под силу пережить потерю дочери? Часть меня ушла вместе с нею, и я буду искать ее, покуда жив.
Пламя костра вздыхало и свистело.
— Нет, Сольвейг вряд ли доберется до Миклагарда, — заметил Турпин. — Но все же она идет вслед за отцом, и я думаю ей помочь. Когда мы придем в Сигтуну, можно отвести ее к шкиперу. К Рыжему Оттару.
Ильва шумно втянула в себя воздух.
— Она ему понравится, — сказал Турпин.
— Он сделает из нее рабыню, — возразила Ильва. — И потребует от нее особых услуг.
— Я этого не допущу. Сольвейг будет вырезать для него, но не спать с ним. У него уже есть рабыня. Нет, я знаю Рыжего Оттара. Он возьмет ее на борт и довезет до Ладоги.
— Друг мой, — объявил Турпин. — У меня для тебя есть настоящее сокровище.
— Пфф!
В золотисто-рыжей бороде Оттара заблестела слюна; он обдал ею и стоящих с ним рядом.
— Ты слышишь, Слоти? Турпин принес нам сокровище.
Слоти выпрямился и криво улыбнулся.
— Сокровище! — повторил шкипер, смакуя слово. — С каких это пор, Турпин, ты оказываешь мне услуги? Обычно ты обстригаешь меня как овцу, продавая свои вонючие овечьи шкуры.
Оба они рассмеялись, а женщина, у которой между зубами красовалась щель, захлопала в ладоши.
Сольвейг смотрела на них. На Рыжего Оттара и сидящую у его ног молодую красавицу с блестящими темными волосами, на двух женщин постарше, на мальчика и девочку, ровесников Блуббы, и на четверых других мужчин. У одного из них почернел зуб, а другой, гораздо моложе его, высокий и темноволосый, пристально глядел на Сольвейг смеющимися глазами.
