Сначала стих ветер. Затем начался отлив, и челн повлекло вниз по течению.
Как прекрасно, что вода заполняет фьорд быстрее, чем отступает от него. Сольвейг знала, что отлив забирает столько же влаги, сколько приносит прилив, но ей казалось, будто ей помогает сам Эгир.
Сольвейг плыла по течению. Ею вновь овладела зевота, и внутри оленьей шкуры было так тепло.
«Когда ветер и волны так нежны, — думала она, — плыть не сложнее, чем дышать полной грудью. Если закрыть глаза, то кажется, будто я скольжу на юг, к самому Миклагарду. Но я знаю! Морские походы никогда не бывают легкими. Разве что очень недолго. Море, эта сверкающая западня, исполнено опасностей. Мне нужно быть настороже».
Сольвейг достала кадушку с водой, поднесла к губам и повернула защелку. Ей бы очень хотелось напиться досыта и смыть с волос и лица соль, но она сделала лишь пару маленьких глотков.
Когда идешь ты в горы или по фьорду держишь путь, бери с собой воды и пищи вдоволь. Так говорит Один.
Сольвейг развязала шнурок своей кожаной сумки, вынула кусок вяленой баранины и принялась задумчиво его жевать.
Дни в раннем апреле быстро тратили весь свой небольшой запас света. Засияли путеводная звезда, Дракон, Гончие, Большая и Малая Медведицы. Луна надела серебристый нимб.
Тогда ли Сольвейг поняла, что не попадет в Трондхейм дотемна или даже до полуночи?
Она всматривалась в волны, и они светились в почти абсолютной темноте.
Она думала о том, чего не может разглядеть. Морские змеи. Морские бури. Дикари. И еще многое, чему нет имени.
Внезапно ночное небо заполнилось черными крыльями, воплями и криками. То были птицы: поморники, крачки, бакланы. Они кружили над Сольвейг, будто ее лодка сияла во тьме, точно маяк. Девушка закрыла голову руками. Если ты умрешь, они выклюют тебе глаза. И даже живому они могут продырявить череп.
Когда Сольвейг открыла глаза, ночные птицы уже скрылись, будто их и не бывало.
С диким плачем они летают от мира к миру.
Чем темнее становилось ночное небо, тем ярче сияли волны. Маленькие барашки, резвясь, освещали все вокруг.
Сольвейг увидела призраки воинов, погибших в битве при Стикластадире. Они плыли по фьорду, поднимая вверх бледные лица. Вокруг нее зазвучали голоса — настойчивые, но мягкие, как снегопад:
Разрежь меня,
Укрась резьбой.
Расскажи мне,
Спой мне.
Я смеялся,
Я был молод.
Я пел,
Я любил.
Назови мою смерть,
Назови меня жизнью.
Пой же ныне, Сольвейг,
Пой ныне и вовек.
— Я обещаю! — крикнула Сольвейг в темноту.
