— Да, действительно… — пробормотал Александр, — настоящий бред… А что за слово выговорил этот призрак в мундире? Хотя вы, наверное, не запомнили…
— Представь себе, запомнил! — ответил отец. — Он выговорил не одно, а два слова. Сказано было так: «Хватит! Ходу, ходу!» После чего они, как я уже говорил, исчезли.
На это наследник ничего не сказал, только покачал головой, и Николай понял этот жест.
— Вот видишь, — грустно произнес он. — Если начался бред, то никакие государственные дела я вершить уже не могу. Дальше уже ты поведешь этот корабль. Передаю тебе команду, но не в порядке. На театре военных действий положение плохое. И хуже всего дело с союзниками. Австрия в любой момент может перейти на сторону врагов. Одна Пруссия пока остается надежной, но сил у нее маловато. Укрепляй с ними союз. На Францию не надейся — изменит. И потом, в этой стране что ни год, то революция. Положение помещичьих крестьян до времени не трогай. Их крепостное состояние — опора трона. А пуще всего опасайся…
Однако Государь так и не закончил фразу, и наследник не узнал, чего именно он должен опасаться. Голос императора пресекся, глаза закрылись, его охватил озноб, от которого он съежился под одеялом. Александр с жалостью посмотрел на отца — такого всегда крепкого, такого надежного, — после чего встал и тихо вышел. Шел четвертый час пополудни…
— Простите, товарищ генерал, никак не могу поверить, что вы это серьезно, — сказал человек, сидевший за столом прямо напротив хозяина кабинета. — Путешествие в прошлое? Расследование, проводимое в прошлом?! Но это же… Литература для подростков! Кино!
— Понимаю ваше удивление, товарищ майор, — отвечал хозяин кабинета. — Однако должен повторить то, что уже сказал: вам поручается отправиться в первую половину XIX века, чтобы расследовать совершенное там преступление. Чтобы снять все вопросы, я сейчас предоставлю слово научному руководителю проекта «Хронос» Григорию Соломоновичу Нойману.
И он повернулся к сидевшему слева от него улыбчивому человеку невысокого роста с обширными залысинами. Григорию Соломоновичу можно было дать и 60, и все 70. Впрочем, глаза его смотрели бодро, молодо, и говорил он быстро, энергично.
— Прекрасно вас понимаю, молодой человек, — сказал он, обращаясь к майору. — Если бы мне самому такое года два назад сказали, я бы такого шутника просто на смех поднял. Действительно, как вы выразились, кино. Но с тех пор прошло два года. И не просто два года, а два года серьезнейших исследований. Мы совершили прорыв, настоящий прорыв! Сейчас я вам объясню, в чем дело. Вам и вашим товарищам.
