Будьте осторожны и да хранит вас Господь, любимый мой брат во Христе.
Если бы я только подумал о письме и отцу Лоренцо тоже… письме, в котором объяснил бы в нескольких словах всю опасность, – все могло бы сложиться совсем иначе…
Но это была моя ошибка, мой грех, больше ничей.
Ромео не пускал меня в свои покои весь следующий день, но я думал, что он просто заперся там и сидит – его слуга клялся мне, что так и есть. А потом последовал вызов мне от бабушки немедленно явиться к ней – и я понял, что что-то произошло. Что-то пошло не так. Очень неправильно.
Я вошел в эту геенну огненную, где невозможно было дышать от жара натопленной печи, и увидел бабушку, которая куталась в одеяла и грелась у пылающего очага. Я был удивлен, увидев там же и мою матушку, и не только ее: рядом с бабушкой с крайне недовольным видом восседала Вероника, моя сестра. Она была почти замужем, и я искренне надеялся, что мне больше не придется общаться с ней до свадьбы. Ну, по крайней мере, она страдала от жары не меньше, чем я, хотя и пыталась сохранять изящество и достоинство – что довольно трудно, когда волосы слипаются от пота, а по лицу пот течет, словно слезы оплакивающей мужа вдовы.
А вот матушка моя не потела, хотя ее лоб чуть поблескивал. Она сидела спокойно, сложив руки на коленях, и смотрела на меня с тревогой.
Я поклонился ей, бабушке, а Веронике слегка кивнул.
– Встань сюда, – сказала бабушка. Она была бледна и дрожала, и вообще была похожа на полутруп, но глаза ее пылали жестоким властным огнем. – Где твой кузен?
– В своих покоях, – ответил я и очень быстро догадался, что ошибаюсь. Но не показал вида, потом что любое проявление слабости в этом логове льва могло иметь фатальные последствия. Боже, должно быть, в брюхе у дьявола и то не так жарко. Из угла нерешительно выступила служанка, глаза ее были опущены и вид она имела очень испуганный. Дрожащие руки она сцепила замком перед собой.
– Скажи ему, – велела бабушка.
Служанка бросила быстрый взгляд на мою мать, та ободряюще кивнула.
Облизав пересохшие от волнения губы, она заговорила дрожащим голосом, очень тихо:
– Умоляю простить меня, синьор, но я занимаюсь ночными вазами… я их опорожняю и мою… и… и когда я пришла, чтобы забрать ее… юного хозяина Ромео там не было.
– Но его слуга клянется, что он внутри. Ты, наверно, просто не видела его.
– Нет, синьор, я… – Она снова облизнула губы и сделала глубокий вдох для храбрости: – Ночная ваза была у него под кроватью, как всегда. И мне пришлось пройти через всю комнату. Его не было там.
