Меркуцио ничего не ответил, но в глазах у него плескалось что-то подозрительно напоминающее его собственную желчь и ненависть к Железной Синьоре. Он склонил голову, но никому из нас и в голову не пришло бы, что он сдается. И пока она, спотыкаясь, брела к дверям в сопровождении своей свиты, он провожал ее взглядом.
А потом он снова натянул маску и как будто спрятал за ней ту черную ярость, которая только что кипела в его душе.
– Если я правильно расслышал, ваша бабуля только что приказала нам идти и дразнить Капулетти, – сказал он. – И я собираюсь выполнить ее приказ. А как насчет тебя, Бенволио? Ромео?
Ромео кивнул, но глаза его светились отнюдь не злорадством – в них была надежда. Он из всего, что говорила бабушка, услышал только одно. Имя – Розалина. У меня в товарищах были глупый мальчишка и мужчина, одержимый дьяволом. Да и как ни печально признаваться, весть о присутствии Розалины меня самого порядком взволновала. Что-то всколыхнулось у меня в душе, что-то такое, от чего мое сердце билось сильнее и от чего я, как мне казалось, сумел уже избавиться.
Надежда.
И это было по-настоящему неблагоразумно. Я чувствовал, как в глубине души у меня просыпается чувство, глубокое и неправильное, которое могло вывести меня только на одну дорогу – вниз, во тьму. Бабушка не стала бы плакать ни о наших ранах, ни о нас самих; Меркуцио уже показал, что он так же жесток и бессердечен, как и большинство жителей Вероны. А Ромео, мой славный кузен, готов был с легкостью сунуть голову в петлю, потому что был страстно влюблен.
А я… я, который мог бы и должен был бы положить всему этому конец, любыми способами заткнуть пасть ревущему и извергающему огонь дракону… я вместо этого молча, про себя повторял имя Розалины и знал: что бы ни случилось дальше – я пойду туда, и пойду с радостью.
В этот раз нам не надо было ускользать из дома тайно, как обычно приходилось делать мне: в этот раз мы шли к дому Капулетти во всей красе, у всех на виду, в масках и в сопровождении слуг, с факелами, освещавшими нам путь и отпугивающими всех, у кого могло бы возникнуть желание на нас напасть. Трое молодых знатных синьоров, которые хотят повеселиться и потанцевать. И хотя Ромео и Меркуцио шли быстро, я все равно их подгонял. Сердце у меня бешено колотилось, но не от быстрой ходьбы: я ведь уже и не чаял увидеть когда-нибудь глаза Розалины наяву, и как бы я ни страдал без нее – в монастыре она стала бы для меня недосягаема. Эта мысль согревала мне душу: если бы она стала Христовой невестой – я бы не стал ревновать ее к Богу, но теперь – теперь она была здесь, живая и реальная, а Ромео всю дорогу восхвалял скучающему и раздраженному Меркуцио ее красоту.
