– Вы остались, – сказал Меркуцио. Голос его по-прежнему был далеким, но все-таки менее равнодушным, чем вчера. – Я люблю вас за это. Но если вас обнаружат в моей компании здесь – вас тоже обвинят. Я слишком ядовитый друг – я отравляю все, к чему прикасаюсь. Умоляю вас – уходите и не возвращайтесь. Когда я наконец женюсь и надену супружеское ярмо – тогда я смогу видеть вас снова. Но не раньше.
– Меркуцио… – Серьезное, красивое лицо Ромео выражало искреннее беспокойство. – Ты говорил о кинжалах как друзьях прошлой ночью. Скажи, что ты не станешь водить с ними слишком тесной дружбы – во имя той любви, что мы испытываем к тебе.
– Кинжал – это единственный друг, которого я не могу отравить. Даже моя кровь не может причинить вреда хорошей стали. – Меркуцио покачал головой, хотя, по всей видимости, ему было больно делать это. – Не бойтесь, я не доставлю ему такого удовольствия – видеть меня надежно похороненным. Нет, я буду отравлять ему существование еще долго, этому несчастному человеку, который осуждает грех и сам приказывает убивать. Я накажу виноватых – вот увидите. Я сделаю это, даже если для этого мне придется принести чью-то отрезанную голову на блюде – как случилось с Олоферном.
Я хотел бы порадоваться за него, пожелать ему успеха – но я очень боялся, что блюдо, на которое он положит эту голову, будет из дворца Монтекки. Мои сестра и бабушка стояли у истоков этой трагедии, и та волна, которая поднималась, грозила смыть с лица земли все, что попадется ей на пути.
И я совсем не был уверен, что эта волна не накроет нас с головой.
ИЗ ТАЙНОГО ДНЕВНИКА МЕРКУЦИО
Прошло всего несколько недель после безвременной гибели моего друга. Его тело еще не истлело, а никто уже не помнит о нем. Я достаточно оправился, чтобы теперь обедать в зале вместе со всеми. Отец не замечает меня, и он будет хранить это молчание до конца своих дней, я знаю это. Никто не обращает внимания на мое лицо или на мой сломанный и теперь кривой нос. Никто не спрашивает, как я себя чувствую. Я – призрак за столом, такой же мертвый, как и тот, кого они убили.
Никто не помнит его имени.
Никто не думает о нем.
Пусть все они сгорят в аду.
Это случилось почти месяц назад. Синяки на моем лице прошли, и зеркало теперь показывает мне другого, нового человека – незнакомца с тяжелым взглядом и жестоким изгибом губ. Отец вырвал мне сердце из груди – и теперь там остались только кипящая кровь и безжалостная жажда мести.
