В-пятых…
Тут мои рассуждения были прерваны. Естественно, той же блондинкой.
Глаза Анжелы, и без того большие, увеличились в размерах так, что, казалось, вот-вот выкатятся из орбит. Губки (чертовски красивые и соблазнительные, чего уж там!) растерянно приоткрылись, а на личике застыло такое испуганно-недоуменное выражение, что мне ее даже стало жаль. Действительно, от подобного сюрприза и бывалый мужик растеряется, что же требовать с представительницы слабого пола, да еще явно не обремененной излишним интеллектом!
- Где… мы?! – еле выговорила она, инстинктивно прижимая к груди сумочку.
- На земле, - коротко ответил я.
- Как на земле?! А самолет???
Я только молча развел руками: сама, дескать, видишь, дорогуша, самолет отсутствует. Равно как и его экипаж, пассажиры и изрядное количество авиационного керосина вместе с несколькими сотнями порционных обедов.
Коралловые губки затряслись, на глаза навернулись слезы. Лицо как-то сразу, вдруг, сделалось некрасивым и капризным… Только истерик мне сейчас не хватало!
- Послушайте, Анжела! - торопливо заговорил я, предупреждая ее вспышку. – Случилась какая-то чертовщина. Дикая, невероятная, невозможная! Сам не понимаю, как это могло произойти! Но от того, что мы будем плакать и кричать, ничего не изменится. Ясно? Спокойствие, только спокойствие! – добавил я фразу из мультфильма про Карлсона, весьма кстати вспомнившуюся.
Вообще-то я ни кричать, ни тем более плакать не собирался. Но инстинктивно почувствовал, что надо именно так сказать: будет правильнее и лучше.
Анжела все-таки всхлипнула, но тихо, робко. Даже попробовала улыбнуться.
- А вы… не бросите меня?
Пауза вышла совсем небольшой. Надеюсь, она ее даже не заметила.
- Нет, не брошу. И давай на «ты», ладно?
- Ладно!
* * *
В тот день тоже было жарко. Очень жарко. Липкий, обволакивающий зной просто струился с небес.
- Ребята, я больше не могу… Не могу… Только не бросайте меня!
Это был не каприз избалованной барышни, привыкшей, что любое ее желание немедленно исполняется, а хрип беспредельно уставшего существа. Дошедшего до полного изнурения и истощения всех сил, и физических, и моральных.
Я очень хорошо ее понимал… Ведь мне известно, что такое – НАСТОЯЩАЯ усталость. Сам когда-то много раз испытывал желание бессильно упасть вниз лицом и не шевелиться, наплевав и на трехэтажную матерщину, и на чувствительные пинки. Пусть хоть пристрелят – главное, чтобы оставили в покое, чтобы дали умереть, не тормоша…
