– Из Луганска, – согласилась Таня, уже заходя в сени.
– Как наши-то – держатся? А то ж чую – и бахае, и бахае… Леша, просыпайся, тут гости у нас. Ох, девчата, та вы ж, мабуть, голодные…
Таня не ответила – в комнате загорелся свет. На стене висел большой перекидной календарь, и на календаре значилось – август две тысячи четырнадцатого.
«Ну, вот, маму не застала, – подумалось ей. – Может, племяши… если выжили. А вернее – нет никого. Линии вероятности».
Баба Тамара оказалась женщиной словоохотливой. Или просто выплескивала пережитый ужас перед незнакомыми людьми, пока Татьяна наворачивала картошку с домашним помидором с грядки, и ничего вкуснее, казалось, она не ела целую вечность. Дед Алексей хмурился и бросал в разговор отдельные реплики.
– Отож два тыжни, как они наших выбили. Новосветловка наша большая, на три тыщи человек, а они, говорят, с эропорту ударили, как тут удержишь?
– Без бронетехники-то, – мрачно вставил Алексей.
– Да с Хрящеватого народу набежало, ото ж и невестка с племянником – в их дом попало, пока в погребе сидели. Так эти давай сразу зачистки свои устраивать – по домам мародерить. Кого-то, говорят, забрали да расстреляли, сепаратисты, говорят…
– Ну, ты, мать, это, – перебил Алексей, – это нацгвардия мародерит, «Айдар» ихний. Солдаты, те еще люди.
– Ага, только танки в огороды повкапывали. А самое страшное, девоньки, дай бог памяти, восемнадцатого дня было. Стали по домам тут ходить и всем говорят, в церкву идите. Автоматами тычут. Мы пошли, а смотрим – церква-то закрыта, а людей много, и все больше, так мы на задний двор пошли, потому как купол далеко видно, а у них вокруг танки стоят. А назад не пускают, так мы двери-то открыли, а эти лыбятся, говорят, правильно, вот будете своему богу молиться. Так мы там и переночевали, только, девоньки, церква у нас крепкая, а купол-то уже при советской власти ставили, слабый он, так мы не под куполом спали, а в приделах. А наутро стали выходить – а по нам стрелять! – На глазах бабы Тамары заблестели слезы. – Ой, батюшки, яка давка началась. Я невестку потеряла, нашла, так та потеряла племянника. Пока все нашлись. А там смотрим – вокруг церквы – не те бесы, кто нас загонял, а солдатики молоденькие. Я сама тогда до них – что ж такое делается, потому как, думаю, провокация тут будет. А они ничего и не знают. Щас, говорят, у своих узнаем. Узнали, приходят. Говорят: хотите спастись – тикайте, только малыми группами, по пять, по семь человек и обязательно – по асфальту. А иначе совсем страшное готовят, так им сказали. А мы думаем, как же по асфальту бежать, постреляют нас всех. Ох, как мы бегли, как бегли, дом свой проскочили, аж до закопанного танка, помнишь, Лешенька, добегли, когда поняли, что проскочили. Невестка с племянником потом выехали, бог дал, а мы что ни утро – по подвалам.
