Синеву неба изредка прорезали всполохи – инфосфера еще жила какой-то своей жизнью, продолжая накапливать информацию, закачивая ее в вакуумные концентраторы. Которые наверняка потеряли большую часть емкости и превращали информацию в шум таких вот вспышек. Ночью они походили на северное сияние, которое в здешних широтах никто не видел с тех пор, как сместилась ось вращения планеты.
Следовало давно свериться с картой, но останавливаться не хотелось. Да и другой дороги не имелось. Вот уже неделя, как он сошел с упругой поверхности самодвижущейся, вернее – когда-то самодвижущейся дороги и ступил на бетонку, а сворачивать с нее некуда. Муравей надеялся, что ему правильно все объяснили, а он правильно все понял. Кафе потому и называлось придорожным, что стояло у дороги. И миновать его невозможно.
Когда солнце почти закатилось за горизонт – красный распухший шар, Муравей увидел дом. Добротный деревянный дом с открытой верандой и столиками. Окна светились уютом, и он прибавил шаг. Поднялся по широким деревянным ступенькам, облюбовал местечко и опустился на стул, положив на другой котомку. Дверь распахнулась, выпустив всполох теплого света.
– Добрый вечер, путник, – женский мягкий голос.
– И вам добрый вечер, – сказал Муравей. – Не возражаете, если я немного посижу?
Темная фигура обрела объем, цвет и даже запах. Запах свежесваренного кофе.
– Ваши вкусовые рецепторы не будут возражать против старомодной стимуляции кофеиносодержащей жидкостью?
– Не будут, – Муравей улыбнулся. – Чашечку кофе я выпью с удовольствием.
Она поставила перед ним высокий стеклянный стакан в металлическом подстаканнике. Носик кофейника слабо звякнул о стекло. Сильнее запахло кофе. Муравей пригубил и зажмурился:
– Великолепно! Неужели кто-то еще этим занимается?
– Чем?
– М-м-м… выращивает кофе… завозит его в глубинку… жарит… мелет… варит…
– Не знаю. – Легкий пожим плечами. – У меня стазисное хранилище. Этим зернам… очень много лет. За Вечность приходится расплачиваться.
– Вам не встречался Мельмот? – Муравей пригубил кофе.
– Мельмот… Мельмот… – Задумчивое повторение, словно перекатывание на языке незнакомого слова. – Нет, к сожалению. Но если вы ищете кого-то, то лучше отправиться в Город.
– Город? – Муравей удивился. – Какой город?
– С большой буквы. Город. У него нет иного названия. Да и зачем, если в мире не осталось ничего подобного? Они собираются там.
– Они?
– Ну, знаете… те, кого именуют беспокойными. Для которых бессмертие еще не превратилось в неподъемное бремя. И которые еще пытаются вести себя так, будто смертны и в их распоряжении всего лишь время, а не Вечность. Вечной жизни – вечное познание, так, кажется, они говорят.
