Я посмотрел на Таню, посмотрел на Мишку. И все же шагнул к автомобилю. Конечно, я ни капельки не верил, что на ней можно уехать в прошлое или будущее. Да если это и так, то Мишка все равно не смог бы ею управлять. Он и водить-то не умел.
– А ты водить умеешь? – словно прочла мои мысли Таня.
– Нет, – Мишка покачал головой. – Но ведь из нас никто не умеет…
– У меня есть права, – сказала Таня.
Мишка и я не сразу поняли – о чем она. Какие права? На что права?
– Я умею водить машину, – пояснила девушка. – Позволишь?
Мишка в полном молчании передвинулся на соседнее место – переднее седалище представляло собой единый диванчик, поэтому водителя от пассажира не отделяли рычаги ручного тормоза и переключения скоростей.
Таня, подобрав широкую юбку, села, захлопнула дверцу и посмотрела на меня. Я стоял с разинутым ртом. Продавщица-стажер магазина спортивных товаров открылась мне с совершенно иной стороны. И эта сторона мне нравилась.
– Тут даже ключи торчат, – сказала она, и, прежде чем мы успели как-то отреагировать, машина глухо заворчала и завелась. – Поехали! – Таня сдвинула рычаг на рулевой стойке, крепче ухватилась за руль.
Вот честно – я до последнего думал, что она придуривается. Ну, как обычно у красивых девчонок бывает. Строят из себя невесть что. Перед парнями выпендриваются. Так и здесь. Мало того, что машина вообще никуда не могла поехать, не протаранив стенку квартиры, я был уверен, что Таня не сможет ею управлять, тем более что расположение рычагов в этой машине иное, чем в «Волге» или «Жигулях».
Но автомобиль тронулся с места, так мягко, что я даже не понял, почему окружающий мир вдруг поехал куда-то назад, а на нас надвигается стенка с одиноко висящей африканской маской из черного дерева.
– А-а-а! – непроизвольно закричали мы с Мишкой. Не знаю, как он, а я покрепче ухватился за дверцу.
Машина набирала скорость, но столкновения не происходило. Будто ее колеса стояли на роликах – как ни крутись, а с места не сдвинешься. Но тогда почему стены убегают назад, сливаются в нечто серое, зыбкое? Наша скорость растет, ветер туго бьет в лицо, волосы Тани растрепались, локоны задевают меня по щекам, но от шелковистых касаний не становится легче, а только страшнее и страшнее.
Лицо его незнакомо Муравью. Сросшиеся на переносице брови, перекошенные так, что одна задирается, а другая низко нависает над черными глазками, придавая неприятное выражение физиономии.
– Бог умер, – сообщает человек. Сообщает так, как сказал бы усталый врач, для которого еще одна смерть – рутина тяжелого и бесконечного дежурства. – Вы опоздали с визитом.
