Приятели из соседей и сослуживцев недоумевали, почему Несс терпеливо сносит выходки обосновавшейся в родовой конюшне вздорной тавры. Провинциалки, прискакавшей в столицу из далеких степей искать счастья и нашедшей его в основательном, честном, пускай и недалеком служаке из потомственной военной семьи.
– Я на твоем месте, – говорил, подвыпив, страж третьей статьи Орей, – выпинал бы стервозу пинком под хвост. И пускай крутит им у себя в полях, или откуда она там. Где это видано, чтобы без роду, без племени кляча портила жизнь благородному кену? Мало, что ли, тавр на свете? Да за тебя любая пойдет, только свистни.
Несс делано соглашался, кивал, поддакивал, но знал, что никогда не даст Деянире развод. Дело было в кентаврятах, погодках. В уродившейся в мать каурой светловолосой красавице Омеле. И в вороном и мастью, и волосами здоровяке Кроносе. Несс смотрел на сына, и казалось, что видит он самого себя, только моложе на два десятка лет. Видит такое же крепко сбитое, с атласными боками тело, такую же твердую, уверенную иноходь, такой же плечистый, с мускулистыми руками торс. И такое же лицо – скуластое, с прямым эллинским носом и карими глазами под широкими бровями вразлет.
Деянира называла приплод по-провинциальному – жеребятами и души не чаяла в обоих. Так же, как они в ней. У Несса сердце заходилось от счастья, когда он глядел на привычно жмущихся к матери кентаврят. Особенно когда глядел на Кроноса. Тот был чудесным, замечательным детенышем, их с Деянирой единственный сын, их жеребенок, мальчик. Он был красив, силен, выдержан и невероятно, необыкновенно сметлив. Школьные учителя прочили Кроносу большое будущее. В Университет он поступил с первой попытки, и не куда-нибудь, а на факультет общественных отношений, самый престижный и сложный, выпускающий в жизнь дипломатов, политиков и ученых.
Несс добрался до городского центра, иноходью прошел мимо роскошной, отливающей позолотой резиденции верховного вожака, миновал гвардейские конюшни, биржу, библиотеку и оказался на площади перед Большим театром. Лицедейства и скоморошества страж второй статьи не жаловал, но однажды Деянира затащила-таки его на премьеру. Давали «Битву кентавров с лапифами», и неожиданно для себя Несс увлекся. Когда хмельные кентавры увели жену царя Пирифоя прямо из-под носа у незадачливого мужа, страж порядка хохотал от души. Когда великолепный Агрий зарубил Геракла, даже рукоплескал. А когда Фол всадил отравленную стрелу в грудь Тесею и зрители в зале в ажиотаже встали на дыбы, Несс испытал настоящий восторг. Он чувствовал себя так, будто сам участвовал в исторической битве, решающей, той, в которой кентавры сокрушили хомо, покорили Элладу, а за ней и весь мир…
