— Да, конечно. — Теперь она смотрела на него.
Напряжение спало. Большинство глаз следило за тем, как он, медленно расхаживая по аудитории, высматривал очередную жертву. Чаще всего на вопросы во время лекций отвечала Дарби, а Каллаган хотел более широкого участия других студентов.
— Почему, по вашему мнению, Розенберг сочувствует Нэшу?
— Он любит торговцев наркотиками. — Это был Сэллинджер, поверженный, но все еще пытающийся иронизировать.
Каллаган одобрял дискуссии на лекциях. Он призывно улыбнулся своей жертве, словно поощряя ее к тому, чтобы продолжить поединок.
— Вы так считаете, Сэллинджер?
— Безусловно. Торговцев наркотиками, растлителей несовершеннолетних, незаконных обладателей оружия, террористов. Розенберг просто восхищается этими людьми. Они его слабые и обиженные дети, поэтому он должен защищать их. — Сэллинджер пытался продемонстрировать праведное негодование.
— А как следует поступать с этими людьми, по вашему просвещенному мнению, господин Сэллинджер?
— Очень просто. Сначала справедливый суд с участием хорошего адвоката, затем быстрое и тщательное рассмотрение апелляции и после этого наказание, если они виновны.
Слова Сэллинджера звучали совсем как у добропорядочного правого, что считалось непростительным грехом среди студентов Тулейна.
Каллаган скрестил руки на груди.
— Продолжайте, пожалуйста.
Сэллинджер почуял западню, но продолжал идти напролом. Терять ему было нечего.
— Я имею в виду, что мы неоднократно встречали дела, в которых Розенберг пытался перекроить конституцию и создать лазейки для того, чтобы, исключив основания, позволить заведомо виновному подзащитному оправдаться подчистую. Это отвратительно. Он считает тюрьмы неоправданной жестокостью по отношению к человеку, поэтому согласно Восьмой поправке все заключенные должны быть освобождены. Слава Богу, что он находится сейчас в меньшинстве, а вскоре может оказаться в одиночестве.
— Вам нравится постановление суда, Сэллинджер? — Каллаган одновременно улыбался и хмурился.
— Чертовски.
— Вы один из тех нормальных, патриотически настроенных средних американцев, которые желают ему смерти во сне?
В аудитории раздались смешки. Сейчас можно было смеяться без опаски. Сэллинджер знал, что честно лучше не отвечать.
— Я бы не пожелал этого никому, — пролепетал он в полном смущении.
Каллаган вновь мерил шагами аудиторию.
— Ну что ж, спасибо вам, господин Сэллинджер. Мне всегда доставляют удовольствие ваши комментарии. Вы, как обычно, изложили нам взгляд непрофессионала на юриспруденцию.
