— Значит, теперь ты еще и телохранительница.
— Да нет же. Но я не думаю, что кодекс дает вам право брать под стражу детей, жизнь которых в опасности.
— Реджи, милая, я же сам этот кодекс писал. Я могу приказать взять под стражу любого ребенка, если есть подозрение, что он преступник.
Верно, он писал этот кодекс. И апелляционные суды давно бросили попытки поймать Гарри на какой-либо неточности.
— В каких же грехах обвиняют Марка Фолтригг и Финк?
Гарри выхватил из стола пару бумажных салфеток и высморкался. Снова улыбнулся.
— Он не может просто молчать, Реджи. Если он что-то знает, он должен рассказать. Ты же понимаешь.
— Вы предполагаете, что он что-то знает?
— Я ничего не предполагаю. В заявлении содержатся некие утверждения. Часть из них основана на фактах, а часть — на предположениях. Как, впрочем, и все заявление. Разве не так? До слушания мы правды не узнаем.
— Чему из того дерьма, что написал Слик Мюллер, вы верите?
— Я не верю ничему, Реджи, пока мне это не будет сказано под присягой в моем суде, и тогда я верю только десяти процентам услышанного.
Последовала долгая пауза, во время которой судья размышлял, задавать вопрос или нет.
— Ну, Реджи, что же мальчик знает?
— Вы знаете, это конфиденциальная информация.
Он улыбнулся.
— Значит, он знает больше, чем нужно.
— Можно и так сказать.
— Если это важно для хода расследования, Реджи, тогда он должен сказать.
— А если он откажется?
— Не знаю. Подумаем, когда такое произойдет. Мальчик умный?
— Очень. Неполная семья, отца нет, мать работает. Вырос на улице. Все как обычно. Я вчера разговаривала с учителем в его пятом классе, так у него по всем предметам, кроме математики, высшие баллы. Он очень сообразителен и по-уличному предприимчив.
— Никаких неприятностей в прошлом?
— Никаких. Он славный малыш, Гарри. Просто замечательный.
— У тебя все клиенты замечательные, Реджи.
— Этот — особенный. Он сюда попал не по своей вине.
— Я надеюсь, ты дала ему хороший совет. На слушании ему придется туго.
— Я всем своим клиентам стараюсь дать хороший совет.
— Я знаю.
Послышался стук в дверь, и вошла Марсия.
— Ваш клиент прибыл, Реджи. Комната для свидетелей С.
— Спасибо. — Она встала и прошла к двери. — Увидимся через несколько минут.
— Да. И не забывай, я крут с непослушными детьми.
— Я знаю.
* * *
Он сидел на стуле, прислонившись к стене и сложив руки на груди. Во взгляде сквозила обреченность. В течение трех часов с ним обращались как с преступником, и он уже начал привыкать. Он не боялся. Никто его не ударил, ни полицейские, ни заключенные.
