— Так к чему я веду? Завтра идем за билетами на поезд до Архангельска. В общем вагоне.
— Ой, хотя бы в плацкарте!
— В плацкарте ты не узнаешь настоящей жизни. Сориентируешься, где нужно будет сойти. Потолкаешься там до весны. Летом сдашь обе сессии. Будешь держать связь со мной. Я тебе буду высылать бисептол. Плохо, конечно, что впереди зима…
— До весны я тут не выживу! Я погибну как личность! Сойду на нет как художник!
— И я о том же. Поедешь изучать материал. К будущей осени все отснимешь. А через осень поедешь в Канны.
— А… — Он вытянул руку в сторону своего дома, где тоскливо светилось окно кухни.
— Ты знаешь, жена все вынесет. Это мы умираем от каждого гриппа. А они живучие. И запомни: всем на свете мы обязаны женщинам. Об этом тоже стоит отснять фильм.
Раз в два года выпадал случай надеть «золотое» платье — из тех, настоящих, вечерних платьев мезон ля валет, воспетых еще Вертинским. Наверное, ради этого стоило жить. Почему же тогда настроение такое, словно предстоят именины свекрови или открытое партсобрание?
Платье сидит прекрасно. Твердые пластинки, вмонтированные в ткань, делают фигуру безупречной. На спине элегантные крючочки, а не вульгарная «молния». Туфли цвета одесских лиманов, и изготовлены не на Малой Арнаутской, а уважаемой в мире фирмой. Каблуки такие, что стоять можно лишь на цыпочках. И — о ужас! — нет хороших, целых колготок. Приглашение на прием от собственного мужа пришло так неожиданно — времени на сборы оставалось в обрез — и не успела купить новые. А, ладно! В конце концов, надену эти, внизу они без дыр, а что там под юбкой — никто не увидит.
— Ну, ты готова? — Муж в «тройке», в белой рубашке, с красивым галстуком под цвет глаз. Он часто так одевается: должность обязывает.
— …Как в лучших домах.
Муж целует ее в плечо, подает плащ. Они выходят из дома, а возле подъезда уже ждет такси.
— Проведем вечер, как белые люди, — говорит муж и с гордостью называет водителю престижный ресторан, где должен состояться прием.
— Зал «Феникс», сюда, пожалуйста.
— Знаю, знаю.
С мужем почтительно здороваются гардеробщицы и официанты, в дружественном приветствии поднимают руки другие сопровождающие групп. Это один из немногих вечеров, на которые сотрудникам «Интуриста» разрешено приходить с женами. Закрытие конгресса по геронтологии. Вот они, все с крашеными сединами, собрались возле стола на 24 персоны. На нем много бутылок и блюд. Салаты в корзиночках из теста, маслины, рыбы, икра. Рядом с Ириной садится бойкий дедок. «I’m eighty, мне восемьдесят», — гордо говорит он, ожидая, по-видимому, что в ответ ему не дадут и пятидесяти.
