— Обычно заключенные сюда женщины кричат долго и громко, — сообщил ей сопровождавший их в этой жуткой экскурсии лорд-смотритель замка. — Нужно быть очень покладистой, леди, чтобы не угодить в объятия этой не слишком приветливой девы.
Тут уж Джейн разрыдалась во весь голос.
— Ну, как вы не можете понять, что я ничего, совершенно ничего не знаю, — всхлипывая, проговорила она. — Я ведь никто, совсем никто в этом семействе. Меня взяли из отчего дома как берут неодушевлённую вещь, куклу и заставляли куда-то идти, что-то делать. За весь последний год я ни разу не видела моего кузена Эдуарда, с которым мне когда-то в детстве дозволялось играть. Я не хотела быть королевой. Я просила лорда-протектора не делать этого со мной, но он и слушать не захотел. Велел быть покорной его воле, иначе всевозможные кары обрушатся на головы моих родных. Что, скажите мне, что могла я сделать, одинокая и беспомощная в руках этих всесильных мужчин, моих свёкра и мужа? Со мной ведь даже не разговаривали как с человеком. Просто велели делать или говорить то-то и то-то. Ну почему вы не верите мне? Почему? Уж лучше убейте сразу, только не мучайте больше своими вопросами, на которые у меня нет ответов.
Она почти кричала.
— Всему своё время, — пробормотал вполголоса чуть смущённый дознаватель, отвернувшись от своей подопечной.
Ему и, правда, было жаль эту молодую женщину, почти девочку, которую, похоже, безжалостно использовал в своей игре жестокосердный Нортумберленд. Но работа есть работа, и её надо исполнять добросовестно, если нет желания самому попасть в этот мрачный замок в качестве узника. Затем, повернувшись к своей подопечной, он успокоил её несколькими официально произнесенными словами. Нельзя было даже подозрение вызвать, что он пожалел её. Новая королева Мария никогда не простит его, если узнает, что он проявил слабость и сжалился над протестанткой, позволившей себе захватить её титул и трон. Этой девочке не выбраться отсюда живой. Её участь решена.
После возвращения с «прогулки» Джейн была сама не своя, её била крупная дрожь. Она не могла есть, только всё время пила, а к ночи слегла с горячкой. Бедная женщина металась на узкой постели, всё время рвалась куда-то, поминала в бреду какую-то железную деву и звала Роберта. Фрейлины были в полном расстройстве и недоумении. Они потребовали лекаря, и он пришёл. Осмотрев больную, эскулап оставил свои назначения, и Джейн стали поить какими-то настоями из трав. Служанка без конца обтирала её тело прохладной водой с уксусом, и постепенно молодая женщина пришла в себя. Но с тех пор улыбка ни разу не появилась на её молодом нежном лице. Джейн была задумчива и молчалива. Никто не знал, что творится в её хорошенькой головке. И это было к лучшему. То, о чём она думала, принадлежало только ей, это были самые драгоценные её воспоминания. И ещё время от времени она совсем не по-христиански проклинала графа Уорвика, герцога Нортумберленда, который уже распрощался с головой, и его безжалостного сына, омрачившего своим бессердечием её такую короткую жизнь. То, что жизнь её кончена, Джейн понимала отчётливо. Злобная и жестокосердная Мария никогда не простит её, даже зная, что во всём происшедшем нет ни грана её вины. Другая, более человечная королева могла бы сослать её в отдалённую провинцию, но сохранила бы ей жизнь и возможность видеть небо над головой. Другая, но только не эта фанатичная, всем недовольная стареющая Мария.
