Тушь растерта в глиняной плошке, густо разведена, Ли Бо взял из подставки кисть, но не мог решиться напитать ее тушью — рука будто отсохла, словно отрублена в бою врагом. Неужели он колеблется? Или страх отнял силы? Душа истинного человека не меняется, глядит ли он на небо или на землю, говорит ли горькое или приятное. Истинный муж прям, как свет, хлынувший в разрывы облаков, — на что падает, то освещает. Но разве правда изменила мир? Этого смертным не дано знать. Но он знает другое: пройдя всю Поднебесную, он повсюду видел несправедливость и обиду; чиновники по уголовным делам выносят приговор невиновным, оправдывают злонамеренных. Простолюдины голодают, вдоль дорог лежат новорожденные, по рекам плывут колыбели, в которых плачут брошенные младенцы. В провинции Анъхой правитель собрал налоги с крестьян за двадцать два года вперед. Варвары на северных границах грабят караваны, жгут наши селения, насилуют женщин, мужчинам перерезают горло. А государь пребывает в неведении; одевают его только в желтое, говорят только приятное, он наслаждается древними мелодиями и новыми строфами, которые Ли Бо должен писать для его любимой наложницы, любующейся золотисто-розовыми пионами. А сколько жизней отдано за каждый куст?
Он поставил кисть в подставку, рука дрожала, по спине бежал пот. Теперь главное — передать письмо императору, это нелегко, не обойтись без хитрости. Был бы рядом князь Хэ, он бы помог, но старший брат далеко...
Кому доверить письмо? Кто согласится спрятать горячие угли в рукаве?
Тогда он вспомнил о Ду Бинькэ.
Старый полководец еще крепок в кости, годы его не согнули, только сморщенное лицо потемнело, редкая борода поседела.
— Ли-ханьлинь, что меч солдата рядом с кистью Небожителя? Простой камень и драгоценная яшма. Получив ваше приглашение, сразу вспомнил и вас, и войско, которое вел с боями по мерзлым пескам. Воины спали в седлах, ели пригоршнями снег, пурпурные и бирюзовые стяги заледенели, и мы не могли настигнуть врага, а когда настигли у Цилянчэна, на озере Кукунор, под моими знаменами осталось всего четыре тысячи, а туфаней было в три раза больше. Я увидел костры варваров на рассвете. И пока мы рубили врага, истекая кровью, вероломный командующий Ши Сымин отступил без боев, донеся государю, что туфани разбиты. Помните? Государь назначил смотр войскам Ши Сымина, ожидая лишь дня, который укажут прорицатели, а мы были далеко от Лояна, брели в снегу, падали, и я лежал в паланкине с обмороженными, черными ногами. Помните? Люди падали и оставались лежать. Тогда я приказал сделать носилки из копий: пусть два солдата бегом несут третьего, сменяясь каждые пять ли. Так бежали день и ночь, не останавливаясь! На тридцатый день великого похода, пробежав две тысячи ли, мы увидели лазоревую дымку над Лояном. Стража на башнях не знала, демоны или люди приближаются к Восточной столице — завыли трубы, ударили сигнальные гонги, но мои солдаты были уже у стен, и тысяча обмороженных, окровавленных, страшных крикнули: «Ваньсуй!» [
