Но когда круглолицый парень вышел на улицу и сказал кэбмену: «Замок Кавендиш!» — Мир этот был тотчас же нарушен. Кэбмен вздрогнул, точно наступил на змею. Соседи его повскакали с козел и окружили круглолицего парня, глядя на него во все глаза. Чистильщики сапог разинули рты и выронили щетки.
— Кав… кав… ввендищ! — Пробормотал извозчик, побледнев, как от желудочной колики. — Да вы, молодчик, христианин или нет? Кавендиш! Найдите смельчака, который свезет вас туда, хотя бы за десять фунтов.
— А за двадцать? — миролюбиво ответил парень.
Извозчики переглянулись. и почесали за ухом.
— Делото, видите ли, нечисто, — промямлил один, — если бы еще утречком, а то к ночи…
— Да говорите вы толком! Я плачу двадцать фунтов. Кто везет меня в замок Кавендиш за двадцать фунтов?
Тут самый тощий из кэбменов, безмолвно стоявший ро своей клячонкой в глухом углу площади, внезапно хлопнув бичом, загромыхал к вокзалу и так пронзительно заорал: «Садитесь! Везу», что все остальные извозчики, на страхе божьем! воспитанные, так бы и своротили ему скулы, нос, челюсти и прочие части тела, если бы, разумеется, успели это проделать. Но круглолицый парень быстро! вскочил в кэб, а тощий возница быстра помчался вперед, и намерение это осталось бушевать на чисто теоретической почве в душах восьми остальных кзбменов, обмеривавших друг друга поистине фракционными взглядами.
— Что они болтали? —спросил тем временем парень, ударив тощего возницу поп лечу. — Разве в замке Кавендиш кто-нибудь живет после смерти майора?
— Никто не живет, кроме старухи-экономки, — угрюмо ответил возница. — Все его слуги разбежались. Поговаривают, что каждую ночь…
Здесь он вздрогнул, неистово ударил свою клячу и замолчал.
— Ну, что же такое каждую ночь?
Но возница остался безмолвным, несмотря ни на какие подвертки круглолицего, пустившего в ход все свое красноречие, помноженное на кошелек и возведенное в куб при помощи вместительного кубического сосуда о приятной на вкус жидкостью. Видя, что никакая дипломатия не помогает, парень оставил в покое кэбмена и занялся обзором окрестностей.
Ош ехали по мрачной холмистой местности, почти лишенной растительности. Слева тянулись зыбучие пески, справа — невысокие холмики сумерки начинали падать быстро. Птицы уже не пели, ветер стих. Вдруг неподалеку, из песчаных рытвин, лишенных какой бы то ни было растительности, раздался протяжный совиный крик, заставивший вздрогнуть не только возницу! но и самого круглолицего парня.
