— Стоит! Куда денется! Все, что надо, стоит! Здорово мы тогда по девочкам побегали…
Андрей пресекся, польщенный вымыслом:
— Пролетарочки…
— Я раньше любила пролетарских мальчиков, — изрекла Таня мстительно. Распутала ноги и вытянула. — До одного случая.
Сосед по подъезду. Она влюбилась. “Киса, мы разные люди”. — “Малыш, я хочу быть с одним тобой!” Сияло лето, стонала осень, ездили к нему в загородный сарай, где он напивался в доску, задирал и даже бил встречных. “И на несколько месяцев я приняла понятия. Стала пацанкой. Работать западло. Жги-гуляй. Прав, кто сильнее”. В Москве она оставила урку у себя в квартире, пошла к папе через дорогу. Вернувшись, столкнулась с уркой в дверях, у того под курткой твердел какой-то сверток, и наитием разбойного духа опознала свой радиоприемник. И получила кулак в лицо. Вор сбежал по лестнице. Квартира была опустошена, размыта. Сквозь рыдания открылись потери: уплыли радио, кольца, шапка… Подала заявление. На очной ставке признала. Простенько сказала: “Узнаю”, отвернулась. Вещи вернули. Время вернулось назад, к незнакомству, его отправили отбывать срок. Через два года в дверь позвонили. Исхудал, вид имел печальный. “Это справка. — Он шуршал бумагой о дверную цепь. — Туберкулез”.
— И больше не любишь пацанов? — Игорь.
— Люблю…
— Домашних мальчиков?
АНДРЕЙ: Просто ты его предала! Зачем ты с ним спуталась, разве не знала, каков? Жила с ним, одобряла, обманывала — и сдала.
— Андрюх, не горячись. Свою герлу ободрать — это, Андрюх, беспредел. Иногда без ментов никак. И что, Танюш, обычных кентов уличных все теперь, не признаешь?
— Зачем? Ты, Игорек, очень даже ничего. Не туалетная бумага какая-нибудь…
АНДРЕЙ: Ты мне?
— Народ…
АНДРЕЙ: Странно, казалось, я тебе подхожу, какашке смуглой.
— Народ…
— Что ж, не задерживаю… — Поднялась, надменная, вся достижимая, умильно гульнув бедрами.
— Башка не просохла! Блин, не соскучишься… — Игорь развязал свитер, нырнул в свитер, скрылся под свитером, задержался свитером на голове и протерся.
— Чао, мальчики, — выпроваживая к лифту, животом подтолкнула партизана.
У подъезда под черствым деревом прела старая листва. Скинула листва с горбиков сугробы. А жирная земля уже бредила диктатом зелени…
— Ошибка. Кем она себя возомнила? Опять ошибка. Уродка?
— Да ничё вроде, — сосательно чирикнул брат. — Водки надо было. Девка веселая. И как теперь? Расстанетесь?
В полуночном метро им было в разные стороны. Прислали поезд для Андрея.
