Игорь Сергеевич посмотрел на нее так, как будто бы она только что восстала из мертвых. Его взгляд поразил Любушкину настолько, что она замерла в дверях и испугано смотрела на начальника, ни говоря ни слова. Игорь Сергеевич первым нарушил тишину, словами: «Мне, вот Марк Исаевич, сказал, что вы под стол залезли, я стучал по столу, а вы в дверь вошли...». Громкий хохот был ему лучшим ответом.
Ноябрьским утром Марк Исаевич сидел на своей любимой лавочке возле подъезда и дымил сигаретой - курение было его любимейшим занятием, и развлечением, и отдохновением, да порою казалось, что самим смыслом жизни его было курение. Не успел он докурить, как из дверей вышел соседский сын, только что окончивший какой-то технический вуз и работающий теперь на строительстве в центре Москвы. Неожиданно он присел рядом с Марком Исаевичем. Это было действительно неожиданно, поскольку за ним такого раньше не водилось. Как студент он понимал разницу между собой и дипломированным инженером, но теперь... теперь ранги сравнялись. Они оба были инженерами, а следовательно находились на одной ступени иерархической лестницы советского общества. Поэтому Коля, а именно так звали сына соседки, счел позволительным, без спроса, не только присесть рядом с Маком Исаевичем, а еще и первым заговорить с ним.
Он начал рассказывать о стройке на которой работает, но слова у него не клеились в цельные фразы. По всему чувствовалось, что не про то он говорит, что он хочет рассказать о чем-то ином, том, что сильно его волнует или задевает, о чем-то личном, сокровенном и очень-очень важном.
Походя вокруг да около, Коля резко выпалил на одном дыхании:
- Маркисаич, а меня вчера на стройке боссом назвали. Иду я из прорабской и слышу сзади: «Смотри-ка Босс пошел».
Марк Исаевич выдержал значительную паузу, чтобы подчеркнуть торжественность события и невозмутимо ответил:
- Ну что ж, поздравляю, оБОССали - обтекай!
И ловко закинул, вставая с лавочки, окурок в мусорницу.
Тот, кто помнит, ставшие теперь такими далекими, советские годы, тот наверняка вспомнит, активно насаждаемый властями, культ книги.
Какова бы ни была идеология, но человеку всегда свойственно, и собирать, и накапливать. Сколь не трудились большевики, но изменить человеческую природу им так и не удалось, несмотря даже на «Институт Мозга» и другие подобные организации. Поэтому надо было дать людям какую-то погремушку, некий паллиатив, способный удовлетворить человеческую страсть к накопительству.
