Ногти больно впивались в кожу на ладонях. Обеспечил их Тамлин или нет, зачаровал их воспоминания или нет, но я… стёрта из их жизней. Забыта. Я позволила ему стереть меня. Он предложил мне краски, место и время для занятий; он показал мне пруды звёздного света; он спас мне жизнь словно какой-то смертоносный рыцарь из легенд, а я выпила всё это как волшебное вино. Я ничуть не лучше тех фанатичных Детей Благословенных.
В темноте его маска казалась бронзовой, а изумруды сверкали.
— Ты выглядишь… расстроенной.
Я подошла к ближайшему кусту роз и сорвала одну, в пальцы вонзились шипы. Я проигнорировала боль и стекающую тёплую кровь. У меня никогда не получалось достоверно нарисовать её — никогда не получалось изобразить так, как художники тех шедевров в галерее. Я никогда не смогу нарисовать маленький сад Элэйн у дома так, как помню его я, даже если моя семья меня не помнит.
Он не сделал мне замечания за то, что я сорвала одну из его родительских роз — родители, которых не было так же, как и моих, но которые наверняка любили друг друга и любили его больше, чем мои заботились обо мне. Семья, которая бы предложила занять его место, если бы кто-то пришёл забрать его.
Пальцы обжигало болью, но я не отпустила розу, когда заговорила:
— Я не знаю, почему мне так ужасно стыдно за то, что оставила их. Почему это кажется таким эгоистичным и страшным — рисовать. Я не должна — не должна себя так чувствовать, ведь так? Я знаю, что не должна, но ничего не могу с этим поделать, — роза вяло повисла в моих пальцах. — Все те годы, что я делала всё ради них… А они даже не попытались помешать тебе забрать меня, — вот где она, эта гигантская боль, разрывающая меня пополам, если думать об этом слишком долго. — Я не знаю, почему ожидала от них чего-то подобного — почему поверила в иллюзию Пуки в ту ночь. Я не знаю, почему продолжаю думать об этом. Или почему всё ещё беспокоюсь.
Он молчал довольно долго, чтобы я добавила:
— По сравнению с тобой — с проблемами на твоих границах и ослабшей магией — полагаю, моя жалость к себе абсурдна.
— Если у тебя из-за этого болит душа, — сказал он, его слова ласково обволакивали. — Тогда я не думаю, что это абсурд.
— Почему? — безжизненный вопрос и я бросила розу в кусты.
Он взял меня за руки. Его мозолистые пальцы, сильные и крепкие, нежно поднесли мою руку к его рту и он поцеловал мою ладонь. Так, словно этого было достаточно для ответа.
Его губы были гладкими в сравнении с моей кожей, а дыхание тёплым, и у меня подогнулись колени, когда он поднёс к губам вторую мою руку и тоже поцеловал. Поцеловал бережно — так, что у меня внутри вспыхнул пульсирующий жар, между ног.
